бороться с судьбой. Доселе дремавшая в нем гордость буквально подбросила его со скамьи, крепко поставила на ноги и понесла к «Кролику».

У входа в кабаре Анж успокоился. Лишь немного дрожали руки. Бережно отворил дверь – так, чтобы не потревожить колокольчик над косяком, – и проследовал в свой, благо никем не занятый, угол.

Соседний стол в одиночестве занимал Аполлинер. Из-за угрюмого вида поэта окружающие не решались навязывать ему компанию. Он был углублен в размышления, время от времени беззвучно шевелил губами, похоже, доказывая что-то самому себе. Его брови над близко посаженными глазами то и дело ползли к переносице, могучий подбородок едва заметно подрагивал.

Анж увидел незнакомку и Моди сразу же: они сидели через два столика напротив и что-то горячо обсуждали. Глаза Амедео влажно блестели. Он накрыл ее ладонь своею – она не отстранилась. Модильяни что-то сказал, девушка звонко рассмеялась. У Анжа перехватило дыхание от бархатного тембра незнакомки. Эту небесную музыку он слышал впервые в жизни. Незнакомка склонила голову и ответила нечто остроумное – теперь грудным хохотом ответил Моди. Во время короткой паузы в разговоре девушка рассеянно скользнула взглядом по залу, заметила Дежана и снова неспешно отвела глаза. Увлеченный общением, Амедео этого не заметил. Другие мужчины в зале всё чаще посматривали в сторону этой красивой пары.

Анж ощутил себя в унизительном положении. Он устыдился своих чувств и уже подумывал о бегстве. Однако, закрыв мощным торсом путь к отступлению, к нему обернулся Аполлинер.

– Кто же она такая? – задумчиво выдохнул он.

– Не знаю… к сожалению, а может, к счастью, – Анж сконфузился: наверняка поэт заметил интерес Дежана к спутнице тосканца.

– Да нет же! – досадливо поморщился Гийом, проследив за взглядом художника. – Эта… индианка на берегу. Вы ведь тоже ее видели? – если, конечно, Фредэ нас не надул.

Вот же она, с Амедео, подумал Анж. Но вслух произнес:

– В ней, кажется, и скрыта тайна послания. Вряд ли кто-нибудь найдет правильный ответ.

– Я бы отдал пару лет жизни, чтобы узнать, кто эта… дева. В ней есть что-то от Мари, – заключил Аполлинер.

Общение – вот что могло спасти Анжа от бегства. Позорного бегства от самого себя, а после от еженощных угрызений совести о поступке, который он так и не решился совершить.

Между тем девушка поднялась из-за стола. Моди в мгновение ока очутился за ее спиной и отодвинул стул.

Анжу было необходимо отвлечься, чтобы не совершить какую-нибудь непростительную глупость. Он взял за плечо Аполлинера и буквально развернул к себе. Гийом крякнул от неожиданности и, возмущенный фамильярностью, с раздражением взглянул на Дежана. Но увидел мертвенную бледность художника и застыл. Брови его вздернулись домиком.

– Простите за бестактность, – дрожащим голосом заговорил Анж. – Но что бы вы сказали, увидев ее здесь, прямо перед собой?

Гийом потер плечо.

– Не думаю, чтобы разговор получился. Вряд ли она знала бы французский, не говоря уже о польском или русском. А что именно сказать… Переадресую вопрос вам: как бы вы отреагировали, появись здесь Ева, абсолютное совершенство, прародительница всех женщин мира?.. Я так и думал: вы затрудняетесь с ответом. Так пусть она не появляется. Достаточно одного чуда в день.

– Согласен, – вздохнул Дежан. – Мужчины, уверенные, что разбираются в красоте, спасовали бы перед истинным совершенством.

– Ох, и сила у вас, – поморщился поэт. – В следующий раз просто позовите меня, хорошо?

Моди и незнакомка вскоре вернулись в сопровождении папаши Фредэ. Амедео успел переодеться: теперь он был в своей привычной, коричневой с красноватым оттенком, куртке и синем шейном платке. Все трое что-то возбужденно обсуждали. Потом они закивали друг другу – видимо, пришли к общему решению.

Фредэ распрямился и громко хлопнул в ладоши.

– Мадам и мсье! – торжественно провозгласил он. – Только что я стал свидетелем интереснейшего спора, который перерос в пари. Известный вам Амедео Модильяни и мадемуазель… Орфелина готовы продемонстрировать искусство испанского танца. Условия пари: они будут танцевать на круглом столе. Им придется быть предельно внимательными, чтобы удерживать равновесие. Первый, кто оступится и упадет, будет считаться проигравшим и исполнит любое желание победителя. Прошу освободить середину зала и внести стол!

– Орфелина… Сиротка, – перевел Анж.

– Ставлю на Моди, – выпалил Аполлинер. – Никто не умеет лучше балансировать на грани мудрости и дуракаваляния.

Гости восторженно загалдели и принялись отодвигать мебель. Мнения зала разделились. Большинство, как и Гийом, отдавало предпочтение Модильяни. В помещение начал набиваться народ с улицы. Неизвестно откуда принесли круглый стол. Это был поблескивающий черным лаком деревянный диск на единственной короткой опоре в виде античной колонны.

С гитарой наперевес к столу подошел Фредэ.

– Нужен аккомпанемент. Мсье Бранкузи, прошу подыграть на скрипке. Шоколад, принеси-ка свой барабан.

Дежан стал позади всех: высокий рост позволял ему видеть происходящее издали.

Маленький импровизированный оркестрик сыгрался в течение нескольких минут. После этого, по распоряжению папаши, с двух сторон – точно по диагонали – были выставлены два стула для соперников.

– Итак, если вы готовы, просим начинать!

Та, которую называли Орфелиной, сбросила туфли и с отточенной ловкостью вскочила на стул.

Да! – Моди последовал ее примеру.

По хлопку Фредэ спорщики осторожно ступили на край стола. Они были примерно одного роста, однако более тяжелый Модильяни сделал шаг ближе к центру. Стол пошатнулся, но выстоял.

Папаша ударил по струнам. Бранкузи извлек смычком замысловатую испанскую руладу. Шоколад отвесил гулкую пощечину высокому, ярко раскрашенному под дикарский там-там барабану.

Девушка плавно поднялась на носки. На мгновенье замерев, неожиданно согнула руки в локтях и прищелкнула пальцами у талии.

Моди вытянулся тугой струной. Куртка соскользнула с его плеч и, повинуясь сильному броску, рыжим голубем порхнула над головами притихших гостей. С хищной улыбкой Амедео застыл на краю стола.

Она выдержала короткую паузу и, словно в задумчивости, провела острым ноготком мизинца по нижнему краю маски. Затем резкий щелчок, элегантный поворот головы в сторону Моди…

Пауза. Новый аккорд.

Амедео звонко хлопнул в поднятые над головой ладони. Затем собрал в щепоть пальцы, словно направлял ими в сторону незнакомки острые стрелы бандерилий. Поза тосканца обрела завершенность роденовской статуи.

Пауза.

Казалось, край пышной юбки сам скользнул ей в руку. Тонкая ладонь хлопнула по точеному, затянутому в фиолетовый бархат блузы, плечу.

Мелодия сорвалась безудержной лавиной, захлестнула, заставила воспарить… Было удивительно, как оркестрик из троих, отнюдь не профессиональных, музыкантов мог так слаженно играть. Чем-то естественным и добрым веяло от охваченных вдохновением француза, румына и чернокожего.

Между тем страсти на столе накалялись. Орфелина совершенно позабыла о возможном падении и задорно выбивала дробь маленькими крепкими пятками. Моди вел себя более осторожно и пытался двигаться ей в такт. Оба танцевали прекрасно, однако было заметно, что ведет именно она, вынуждая Амедео сохранять строгую диагональ. При этом художник едва поспевал за ритмом, навязанным ему девушкой.

Кто же она такая? Похоже, действительно испанка – смуглая, тонкая, черноволосая. Или настоящий