События в Кронштадте нерасторжимо связаны с обстановкой в России в целом. В начале 1921 года она вновь резко обострилась. Значительная часть крестьянства и рабочих, еще поддерживая советскую власть, уже открыто выражала протест против политической монополии большевиков.

Возмущение вызывал произвол, творимый под лозунгом утверждения диктатуры пролетариата, а на деле — диктатуры партии. Все более напряженной становилась ситуация в городах. Не хватало продовольствия, многие заводы и фабрики закрывались из–за нехватки топлива и сырья, рабочие оказывались на улице. Особенно тяжелое положение в начале 1921 года сложилось в крупных промышленных центрах, прежде всего в Москве и Петрограде.

Были сокращены нормы выдачи хлеба, отменены некоторые продовольственные пайки, возникла угроза голода.

В то же время заградительные отряды отбирали продовольствие, ввозившееся в город из деревень частными лицами.

11 февраля 1921 года было объявлено о закрытии до 1 марта 93 петроградских предприятий. Среди них такие гиганты, как Путиловский и Сестрорецкий заводы, завод «Треугольник» и другие. Выброшенными на улицу оказались около 27 000 человек.

Волнения рабочих начали перерастать в открытые беспорядки.

Утром 24 февраля на Васильевском острове собралась толпа, насчитывавшая до 2 500 человек. Не полагаясь на красноармейцев, власти направили для ее разгона красных курсантов. Толпа была рассеяна. Глухой ропот не смолк. Рабочие Петрограда выдвинули требования:

«Дать дорогу беспартийным, вернуть Советам, задавленным железною лапой коммунистов, их подлинную власть, дать возможность крестьянину на обрабатываемом им участке земли быть не призрачным, а действительным хозяином плодов своего деревенского труда, снять заградительные отряды и получить свободный доступ к излишкам деревенского хозяйства»5.

Экстренное заседание бюро Петроградского комитета РКП(б) квалифицировало волнения на заводах и фабриках города как мятеж. На следующий день в городе ввели военное положение. 27 февраля открылось расширенное заседание пленума Петроградского Совета, в работе которого принял участие прибывший из Москвы председатель ВЦИК М. И. Калинин. А комиссар Балтфлота Н. Н. Кузьмин обратил внимание собравшихся на волнения в матросской среде. 28 февраля состоялось заседание Политбюро ЦК РКП(б), на котором первоочередной задачей было признано подавление политической оппозиции. По уже сложившейся с 1917 года традиции, главным инструментом «политического» воздействия стала ЧК. Начались аресты представителей меньшевиков и эсеров, просто неблагонадежных лиц.

«Всем Губчека в самый кратчайший срок разбить аппарат антисоветских партий, для чего ВЧК приказывает:

Изъять в подведомственном вам районе всех анархистов, эсеров и меньшевиков из интеллигенции, особенно служащих в земотделах, продорганах и распределительных учреждениях.

Изъять активных эсеров, меньшевиков и анархистов, работающих на заводах и призывающих к забастовкам, выступлениям и демонстрациям.

Действовать особенно осторожно по отношению к рабочим и принимать по отношению к ним репрессивные меры лишь при наличии конкретных данных об их контрреволюционной деятельности…

В случае выступления рабочих на улицу — разлагать толпу включением в ее состав людей–коммунистов. На виду толпы арестов отнюдь не производить»6.

Для прояснения обстановки в Петрограде туда были направлены делегации из Кронштадта. Вернувшись, делегаты доложили общим собраниям своих команд о причинах волнений рабочих, а также моряков линкоров «Гангут»

и «Полтава», стоящих на Неве. Появился фольклор, отражавший умонастроения большинства моряков.

Седой Кронштадт в былое время Революционным шел вперед.

Он Николая сбросил бремя И сбросит коммунистов гнет7.

Социально–политическая атмосфера в крепости, в которой общая численность корабельных команд, военных моряков, береговых частей, вспомогательных подразделений превышала 26 000 человек, накалялась. ЧК была вынуждена экстренно создать в Кронштадте разветвленную осведомительную службу. К концу февраля общее число осведомителей дошло до 176 человек.

1 марта в Кронштадте состоялись общегарнизонное собрание и митинг, в котором приняли участие око ло 16 000 человек. На него пришли и прибывшие накануне из Петрограда представители власти. Главой делегации был М. И. Калинин. Вот как описывает происходившее в тот день один из немногих оставшихся в живых участников событий, бывший матрос:

«Комиссар флота Кузьмин предоставил слово Калинину, которого весь манеж встретил бурными аплодисментами. Все ждали, что он хоть что–нибудь скажет о том, как намечается улучшить положение крестьян, а Калинин начал выступление с восхваления подвигов и заслуг кронштадтских моряков и солдат революции, говорил о победах на фронтах гражданской войны, о достижениях советской власти на хозяйственном фронте, о переживаемых страной трудностях.

В зале манежа раздались громкие реплики: «Хватит красивых слов. Скажи лучше, когда покончите с продразверсткой? Когда снимете продотряды?» Выкрики с разных мест звучали внушительно.

Оценив обстановку, Калинин, комиссар флота Кузмин и председатель горсовета Васильев с трибуны обратились с предложением провести митинг раздельно среди моряков и среди красноармейцев, мотивируя тем, что манеж не вмещает всех желающих. Этот маневр масса не поддержала, моряки предложили перенести митинг на Якорную площадь, куда и двинулся народ… Когда на трибуне появился Калинин, его и здесь встретили аплодисментами, ждали, что он скажет. Но, когда он опять стал говорить о заслугах моряков, о достижениях и трудностях советской страны, снова раздались возгласы: «Хватит похвал! Скажи, когда отменят продразверстку?

Когда перестанут душить мужика?» Калинин пытался как–то оправдать продразверстку, но на трибуну поднялся широкоплечий немолодой матрос и громко крикнул: «Хватит хвалебной болтовни. Вот наши требования: долой продразверстку, долой продотряды, даешь свободную торговлю, требуем свободного переизбрания Советов!«…

Калинин потребовал слова, сказав: «Ваши сыновья и дочери будут проклинать вас за сегодняшний день»»8.

Накануне митинга моряки линейных кораблей «Петропавловск » и «Севастополь» приняли резолюцию, которую и вынесли на обсуждение представителей всех кораблей и военных частей Балтийского флота. Принятая почти единогласно резолюция включала 15 пунктов. Лозунга «Советы без коммунистов» кронштадтцы открыто не выдвигали, но их требования действительно были направлены прежде всего против монополии на власть РКП(б).

В первых же строках документа констатировалось, что «настоящие советы не выражают волю рабочих и крестьян »9. Резолюция призывала немедленно провести перевыборы советов тайным голосованием, причем перед выборами организовать свободную предварительную агитацию всех рабочих и крестьян.

«Свободу слова и печати для рабочих и крестьян, анархистов, левых социалистических партий. Свободу собраний и профессиональных союзов и крестьянских объединений. Собрать не позднее 10 марта 1921 г. беспартийную конференцию рабочих, красноармейцев и матросов гор. Петрограда, Кронштадта и Петроградской губернии. Освободить всех политических заключенных социалистических партий, а также всех рабочих и крестьян, красноармейцев и матросов, заключенных в связи с рабочими и крестьянскими движениями. Выбрать комиссию для пересмотра дел заключенных в тюрьмах и концентрационных лагерях… Дать полное право действия крестьянам над своею землею так, как им желательно…»10 А ключевым стало требование «упразднить всякие политотделы, так как ни одна партия не может пользоваться привилегиями для пропаганды своих идей и получить от государства средства для этой цели»11, — самый, пожалуй, болезненный для большевиков пункт кронштадтской резолюции.

«Кронштадт вышел под лозунгом — «Власть Советам, а не партиям!».

На горьком опыте трехлетнего властвования коммунистов он убедился, к чему приводит партийная диктатура. Немедленно на сцену выползает ряд партийных генералов, уверенных в своей непогрешимости и не брезгающих никакими средствами для проведения в жизнь своей программы, как бы она ни расходилась с интересами трудовых масс. За этими генералами неизбежно тащится свора пресмыкающихся прихвостней, не имеющих ничего общего не только с народом, но и с самой партией. Создается класс паразитов…

И какая бы партия ни стала у власти, она не избежит роли диктатора»12, — заявляла кронштадская публицистика. Война была объявлена.

Лозунги, звучавшие из уст матросов, солдат и рабочих

крепости, почти дословно повторяли политические требования петроградского пролетариата в феврале 1917 года. Власть не могла не узнать их, а узнав — не опасаться последствий, аналогичных февральским, когда свергли самодержавие. Ассоциации возникали прозрачные.

Локализовать кронштадтское восстание было жизненно необходимо для большевиков. «Рассеять» восставших, как во время забастовок в Петрограде, оказалось невозможно:

Кронштадт был крепостью. Митинговые же разоблачения били власть наотмашь:

«Власть полицейско–жандармского монархизма перешла в руки захватчиков–коммунистов, которые трудящимся вместо свободы преподнесли ежеминутный страх попасть в застенок Чрезвычайки, во много раз своими ужасами превзошедшей жандармское управление царского режима»13.

Сразу после митинга состоялось заседание партийного комитета коммунистов крепости, на котором обсуждался вопрос о возможности вооруженного подавления сторонников принятой резолюции. Собравшиеся пришли к выводу, что достаточного количества надежных частей, которые можно использовать для этого, в Кронштадте нет. Обсуждалось предложение арестовать «зачинщиков». Однако аресты, отмечали кронштадтские чекисты, проводить в тот момент не было возможности — нельзя выделить зачинщиков из массы. Даже для всесильной ЧК ситуация представлялась тупиковой, ибо «особое сословие военных моряков представляло и представляет из себя контингент революционеров–профессионалов и базу для возможностей третьей революции…»14 Характерно, что и сами восставшие позиционировали свои действия именно как очередную революцию:

«Три дня, как Кронштадт сбросил с себя кошмарную власть коммунистов, как 4 года тому назад сбросил власть царя и царских генералов.

Три дня, как граждане Кронштадта свободно вздохнули от диктатуры партии… Мы ничего не скрываем и ни от кого не прячемся.

Все, что делаем — делаем открыто, потому что наше дело правое: осуществить общее желание трудового народа, провести подлинную власть Советов; в этом нам никто не может помешать.

И уж, во всяком случае, не помешают банды чекистов и прочих головорезов.

Героизм и настроение гарнизона и спокойная уверенность населения может служить этому гарантией»15.

Видя сложившуюся ситуацию, М. И. Калинин перед отъездом из Кронштадта распорядился сосредоточить оставшиеся надежные части в наиболее важных пунктах крепости, пообещав, что сразу по приезде в Петроград «примет все меры к сосредоточению сил на берегах у Ораниенбаума и Сестрорецка», а также для «применения репрессивных мер извне». На заставе председателя ВЦИК задержали и потребовали предъявить пропуск штаба восставших.

«Он вернулся в крепость, позвонил на «Петропавловск», назвался и сказал, в чем дело. Его попросили подождать у телефона… Он ждал довольно долго, пока уже другой голос не сказал, что он может ехать, и даже попросил у него извинения»16, — вспоминала участница событий Е. Драбкина, бывшая в