Ну, а пока ему нужно просто постараться не умереть.
Гас высаживает их у подъезда. Следует обмен ритуальными 'спасибо-до свидания'. Гас уезжает. Питер с Миззи стоят на тротуаре.
— Что ж, — говорит Питер.
Миззи ухмыляется. Сейчас он похож на сатира. От его трепетной влажноокости не осталось и следа.
— Просто держись так, как будто ничего не случилось.
— А что случилось?
— Ты мне скажи.
Так, детка, пошел ты, знаешь куда!
— Между нами ничего не может быть.
— Я понимаю. Ты муж моей сестры.
Смотрите-ка, Миззи вдруг стал голосом морали.
— Ты мне нравишься, — говорит Питер.
Нет, не то, не то.
— Ты мне тоже. Это понятно.
— Ты можешь сказать, чего ты хочешь? Если, конечно, можешь.
— Мне хотелось поцеловать тебя на пляже. Не драматизируй!
— Не хочу притворяться, будто для меня это ничего не значило.
— Ну, жениться на мне ты тоже не обязан.
Молодость. Бессердечная циничная несчастная молодость. Она всегда побеждает, верно? Мы ценим Мане, но не видим его обнаженной фигуры на картине. Он — бородатый человек за мольбертом. Он тот, кто делает подношение.
— Ну что, заходим?
— После вас.
Как это случилось? Возможно ли, чтобы Питер стоял перед своим собственным домом, желая всеми фибрами своей души, чтобы Миззи еще раз торжественно признался ему в любви, а он, Питер, отчитал бы его за это. Не был ли он слишком резок тогда на участке у Поттеров, не упустил ли он некую драгоценную возможность?
Возможность чего?
Глупые люди. Мы бьем в котлы, заставляя танцевать медведей, а хотели бы растрогать звезды[20].
Они входят в подъезд, не произнося больше ни слова.
Ребекка уже дома. Готовит ужин на кухне. У Питера мелькает дикая мысль, что она все знает, не может не знать, и специально вернулась домой пораньше, чтобы устроить сцену. Нелепость! Она выходит в прихожую, вытирая руки о джинсы. Целует их обоих: Миззи в щеку, Питера в губы.
— Делаю пасту, — говорит она и добавляет для Миззи: — Помнишь, я не мама, и время от времени все-таки что-то готовлю и прибираюсь.
— Даже мама не всегда была мамой.
— Можете выпить по бокалу вина, — предлагает Ребекка, возвращаясь обратно на кухню, — все будет готово примерно минут через двадцать.
Она энергичная талантливая женщина. Ее муж целовался на пляже с ее братом. Не то, чтобы Питер забыл. Но когда видишь ее, чувствуешь…
— Я налью вина, — говорит Миззи.
Все как обычно, обычно, обычно.
— Как прошло в Гринвиче? — спрашивает Ребекка.
Ты сама не знаешь, о чем спрашиваешь.
— Перфекто, — отвечает Питер.
— Уверен, она ее купит, — добавляет он, — теперь нужно отвезти туда Гроффа, чтобы он дал согласие.
— Отлично.
Миззи приносит Питеру бокал вина. Их пальцы соприкасаются. Бросает ли он на него быстрый взгляд? Нет. Ужас в том, что нет.
Ребекка берет со стойки свой уже неполный бокал.
— За торговлю искусством! — говорит она, и у Питера возникает подозрение, что она иронизирует.
Он поднимает свой бокал.
— За то, чтобы было, чем оплатить следующий семестр! — говорит он.
— Если она, вообще, вернется в университет, — отзывается Ребекка.
— Обязательно вернется. Поверь, ничто так не возрождает угасший интерес к учебе, как многомесячное взбалтывание коктейлей.
Все как обычно, обычно, обычно.
Ребекка сочинила целый сценарий вечера в кругу семьи. Она не только приготовила ужин, но еще и взяла напрокат '8 1/2'. Это незамысловатый ход, довольно незамысловатый, но Питер понимает, что это начало кампании по возвращению Миззи в лоно нормальности и домашнего уюта. Тем более, что, как подозревает Питер, она испытывает чувство вины (в целом неоправданное) за то, что последнюю пару дней больше думала о своем журнале, чем о Миззи, что, кстати, даже и не совсем правда.
Они все втроем вполне достоверно изображают нормальный семейный ужин. За столом они беседуют о продаже разных вещей (произведений искусства, журналов), и Миззи показывает импровизированную пародию (недавно открывшийся актерский талант) на Кэрол Поттер, имитируя ее быстрые как бы заводные кивки, исполненный воодушевления взор и бесконечное 'мм', когда она кого-то слушает или делает вид, что слушает. Это некоторая неожиданность для Питера — значит, Миззи видит не только самого себя и занят не только тем, что двадцать четыре часа в сутки разбирается с собственными проблемами. Возможно (самообман влюбленного?) это свидетельствует в пользу Миззиной способности говорить правду — ну, например, когда он сказал, что всю жизнь любил Питера. А вдруг это действительно так? Бедный, тщеславный Питер, ты всегда был преследователем. Как странно и чудесно было бы, если бы кто-нибудь хоть раз в жизни погонялся за тобой. Затем Ребекка рассуждает о том, какую именно Культурную Жизнь можно было бы организовать в Биллингсе, Монтана, на что Миззи с Питером, парочка насмешливых мальчишек, реагируют исключительно не всерьез, предлагая скармливать поэтов медведям на футбольном стадионе или заказывать скульптуры из льда. Шуточки так себе, но дело не в самих остротах, а в факте противостояния: мальчики против девочек.
Надо сказать, Ребекка принимает это довольно спокойно, зная, а она, разумеется, знает, что сможет объясниться с Питером позже, когда они лягут.
Они смотрят '8 1/2', который так же хорош, как всегда, попутно приканчивая третью бутылку вина. Пока идет кино, они просто образцовая семья из какой-нибудь рекламы: трое людей, восторженно вперившиеся с дивана в переливающуюся жемчужину телека, на время перенесшего их из их жизни в иную. Марчелло Мастроянни уезжает на мотоцикле с обнимающей его сзади Клаудией Кардинале. Марчелло Мастроянни танцует со всеми, кого он когда-либо знал, у основания сломанного космического корабля. Когда фильм заканчивается, Ребекка выходит на кухню за десертом. Питер с Миззи сидят бок о бок на диване. Миззи нежно приобнимает Питера за плечо.
— Эй, — говорит он.
— Я люблю этот фильм, — говорит Питер.
— А меня ты любишь?
— Шш.
— Тогда просто кивни.
