— Я веду.

Он решил не спорить. Она была неплохим водителем. И не хотелось терять времени на то, чтобы останавливаться и меняться местами.

Она свернула на боковую дорогу. Покосившийся знак сообщал, что они въезжают в Хариссберг. Ховерпод несся по лежащему в руинах поселению. Говорили, что штаты, которыми управлял Совет, уже начали сносить подобные руины. По слухам, Маджиком хотел сбыть Пенсильванию с рук, но покупатель никак не находился.

Катарина уверенно вела ховерпод над ухабистой, покрытой выбоинами дорогой. Мимо проносились заброшенные дома и магазины, «Макдоналдсы», «Венди-Кентаки», «Хелс-Форевер», заросшие сорной зеленью, с разбитыми, неосвещенными окнами. Большинство были пусты. В некоторых обосновались надиане, растянувшие снаружи выбеленные солнцем тенты. Они суетились вокруг своих детей, своего развешанного на веревках драного белья, своих костерков.

Катарина с Саймоном несколько часов беспрепятственно ехали на запад. По краям дороги мелькали все те же брошенные дома, закусочные, магазины, а время от времени и большие торговые центры. Они были так неотличимы друг от друга, что Саймон даже забеспокоился, не едут ли они с Катариной обратно по местам, которые уже проезжали. Когда все эти здания использовались по назначению, в них, наверно, было больше индивидуальности. Саймон опасался, что они едут в сторону Нью-Джерси. Таким образом они могли снова оказаться у жилого комплекса, возле которого угнали ховерпод.

Оставалось полагаться на то, что навигационная система исправна. Оставалось только ехать вперед.

Опустилась ночь. Они выпили по два пакета соевого молока. Хотелось чего-нибудь съесть. Молчаливые и голодные, они все мчались сквозь темную пустоту. Фары ховерпода миля за милей освещали разбитую дорогу, которая не вела никуда — только к надежде на Эмори Лоуэлла. Они стремились к месту и дате, заложенным в Саймона пять лет назад.

У Катарины если что-то и вызывало беспокойство, то она не подавала виду. Все так же вела ховерпод, неутомимо глядя вперед своими глазами рептилии.

В конце концов Саймон заговорил:

— Надо бы остановиться на ночь.

— Еще час, — отозвалась она.

— Нет, остановимся прямо сейчас.

Он заметил, как плотнее сжался ее безгубый рот. Женщина-ящерица хотела настоять на своем. Она была надменна и непреклонна.

Но тут Катарина сказала:

— Если хочешь.

Она свернула к обочине. Заглушила двигатель, и ховерпод, выдохнув из-под себя воздух, опустился на землю. Фары погасли. Настала непроглядная тьма, оживляемая лишь жужжанием и стрекотом насекомых.

— Можно выкинуть часть молока и поспать в ховерподе, — сказал Саймон.

— Или в доме.

Своей маленькой яйцевидной головой она показала в сторону от дороги, где, как нарисованные ребенком горы, на фоне звезд едва-едва просматривался ряд домов.

— Формально они по-прежнему являются чьей-то частной собственностью, — сказал он.

Она пошевелила в воздухе растопыренными пальцами — так, видимо, у надиан принято выражать пренебрежение, решил Саймон.

— Отлично, — сказал он. — Мы же с тобой преступники, так ведь? Устроим, что ли, проникновение со взломом?

Они вылезли из ховерпода. Стоя на придорожной траве, Саймон потянулся. Они находились посреди черной, уставленной домами пустоты. Над головами нависали мириады звезд. Здесь, в такой дали от городских огней, их было столько, что не сосчитать.

Солнце планеты Надия было среди звезд, мерцавших над самым силуэтом крыши. Так, маленькая занюханная звездочка.

Вдруг Саймон заметил, что Катарина стоит рядом с ним. Они умеют двигаться совершенно бесшумно, эти создания. Эти ящерицы.

— Надия, — сказала она.

— Ну да.

— Мы говорим Нуртея.

— Знаю.

Надия — название шутливое, отчасти созвучное настоящему. Его пустила одна правая газета, которая назвала планету, где земляне не нашли ни богатств, ни могучего разума, «планетой Нада» — от испанского «ничто». Новое название прижилось.

— Должен был лететь? — спросила она.

— Лично я? Нет, меня сделали позже, пять лет назад. Я, собственно, из последних выпущенных.

— Почему незаконный?

— В смысле, отчего преследуют бедное, безобидное искусственное создание, такое как я?

— Да.

— Видишь ли, пару лет назад Совет признал всех рукотворных похищенным имуществом — под непрекращающиеся споры о естественной и искусственной жизни. Одни считали нас омерзительными монстрами. Другие — невинными жертвами науки, нуждающимися в защите. Для нас даже хотели устроить специальный заповедник Какой-то тип из Техаса изобрел и запатентовал прибор для измерения души, но его запретили в судебном порядке. В конце концов самые яростные наши ненавистники придумали решение. Все симулы были объявлены собственностью «Байолога», поскольку эта компания нас выпустила. А поскольку мы шлялись где хотели, мы были крадеными. Выходит, мы украли самих себя. Нас объявили контрафактной продукцией. Нам велели вернуть себя владельцу. Но «Байолог» к тому времени уже прекратил существование. Следовательно, за неимением лучшего, мы должны были сдаться властям и оставаться в их распоряжении до тех пор, пока на нас не заявит права законный владелец. Что было невозможно. Иначе мы бы навсегда попали под замок. Но некоторые все-таки сдались. Насколько я знаю, они по сей день сидят по камерам с бирками на ушах. Большинство постарались исчезнуть из поля зрения властей. Но, будучи похищенной собственностью, мы по сути своей противозаконны. Мы нарушаем закон тем, что продолжаем владеть самими собой.

— За это не могут терпеть?

— Ну, ты немножко не так выразилась. Лучше сказать, что нас считают лишними. Ненужным осложняющим аргументом в вечном споре о бессмертии души. Хотят, чтобы нас не было.

— Надиан тоже.

— Тут другое дело. Вы — узаконенные инопланетяне. Биологические организмы, ваше право на существование никто под вопрос не ставит. В отличие от других ваших прав.

— Мы живем без строта.

— Мучения — это всего лишь одна из моих одежд, — сказал он.

— Да, — согласилась она.

Их окружали негромкие звуки ночи, издаваемые насекомыми. Птицы эти края оставили, видимо, навсегда.

— Я знаю, ты не любишь, когда тебе задают вопросы, — сказал Саймон.

— Некоторые.

— Я не собираюсь спрашивать тебя о твоем прошлом, твоей семье или о других заведомо запретных вещах.

— Спасибо.

— Но мне любопытно… Скажем так: у тебя была работа, было где жить. Работенка, может, и не самая лучшая, но если брать из тех, на какую могла рассчитывать ты…

— Такие, как я.

— Извини, не хотел тебя обидеть. Ну ты поняла, к чему я веду?.. Почему ты здесь? Если мы доберемся