Отчаяние, промелькнувшее в ее глазах, насторожило и смутило Джона, заставив его почувствовать еще большую нежность и беспокойство за нее.
— Я понимаю, — продолжал он, — это не лучшее место для объяснения, но факт остается фактом: мы с вами любим друг друга. Вот и все. Остальное не имеет значения. Мы освободимся от всего этого, и я увезу вас отсюда. Сейчас главное одно: я люблю вас, а вы меня… Я не ошибся? Вы ведь любите меня? Скажите.
Она сидела неподвижно, не сводя с него глаз, потом вдруг плечи ее передернулись, словно от сквозняка.
— Что-то случилось? Скажите — что? — спросил он обеспокоенно, снова слыша за спиной приближающиеся шаги Хадида.
— Ничего, — ответила она и встала. Сейчас она стояла совсем близко, не отводя от него глаз, и Джон заметил в них навернувшиеся слезы. — Да, я люблю вас, — прошептала она и пошла прочь.
— Майор, — вновь послышался голос Хадида.
— Слушаю вас, — ответил Джон, провожая взглядом Мэрион, направлявшуюся к тенту.
— Скажите, с губернатором приедут журналисты?
— Полагаю, да.
— Тогда я хотел бы сделать заявление для прессы.
Джон повернулся к нему:
— Сначала вам придется получить разрешение губернатора.
Вы можете попросить его об этом при личной встрече.
— Думаете, он откажет?
— Думаю, да. — Джон говорил очень вежливо. — Вас для того и заключили сюда, чтобы вы не могли произносить речи, делать заявления и заниматься подобного рода деятельностью, способной ухудшить положение дел в Кирении.
Уловив в голосе Джона враждебность, Хадид слегка наклонил голову, и на его худом лице промелькнула улыбка. Издав жиденький смешок, он проговорил:
— О, я вижу, наш майор Ричмонд сегодня не в духе. — Он еще раз улыбнулся и зашагал вдоль парапета.
Чтобы не встречаться с ними снова, Джон прошел мимо Флаговой башни и спустился по небольшой лесенке в дальней части галереи.
Когда Мэрион приблизилась к тенту, полковник Моци убрал руки с затылка, обратившись к ней со словами:
— Кажется, вы только что имели интересную беседу с майором Ричмондом?
Мэрион показала ему ключ:
— Он дал мне ключ.
— От вашей двери, разумеется?
— Да.
Моци ответил не сразу:
— От меня вам запираться не придется. Каждый мужчина однажды делает глупость. Я свою уже сделал.
К ним подошел Хадид.
— Завтра в это же время мы будем свободны, — заметил он. — До чего же все-таки трудно сохранять терпение.
— Да, завтра в это время вы будете свободны, — согласился Моци и, снова заложив руки за голову и не обращая больше внимания на своих собеседников, принялся смотреть вдаль.
А внизу во дворе повар Дженкинс и Абу после уборки на кухне и десятиминутного перерыва, вооружившись кистями и ведрами с известью, белили камни, которыми была обнесена лужайка. На горячих камнях известка сохла быстро.
— Показуха — вот как это называется, — ворчал Дженкинс. — Наводят лоск к приезду губернатора.
— Показуха, — повторил Абу с идиотской улыбкой.
— Вот именно, Абби. И губернатор, и высшее армейское начальство дураки, если думают, будто у нас всегда так: каждый камешек выкрашен побелкой, каждая складочка на брюках отутюжена, каждый ствол прочищен, а кастрюли и сковородки на кухне блестят как зеркало. Британская армия всегда славилась показухой. Ручаюсь, что древние британские воины прикладывали к щекам вайду, украшали лошадям хвосты ленточками и до блеска начищали копья, узнав, что в лагерь едет королева… Эй, Хардкасл! — вдруг крикнул он.
Хардкасл, который теперь стал капралом вместо Марча, проходя через двор, бросил в кусты пустую пачку от сигарет.
— Чего тебе, повар?
— А ну подними коробку.
Усмехнувшись, Хардкасл подобрал.
— На верхушке осталось еще несколько листиков, которые ты недостаточно хорошо начистил, — съязвил он, задрав голову и глядя на макушку драконова дерева.
— Я сейчас тебе одно место начищу!
Улыбнувшись и сделав неопределенный жест рукой, Хардкасл удалился в казармы.
— Проклятый ублюдок? — спросил Абу у повара, провожая Хардкасла взглядом.
— Вот именно, Абби. Ты, я вижу, быстро схватываешь. Все они такие. Случайные люди в армии. Так, сброд всякий…, шелуха человеческая. Работать не умеют и не хотят, вот и идут в армию. А то еще от полиции скрываются или обрюхатят девчонку и дают деру. Где же скрыться, как не в армии? Настоящей войны отродясь не видывали. Так…, отбывают воинскую повинность, да еще ноют, ножки им, видите ли, сапогами натирает.
Во двор спустился сержант Бенсон:
— Майор хочет знать, что сегодня на обед.
Дженкинс распрямился и потер под носом испачканным в побелке пальцем.
— Да что вы говорите? Прямо так и ' — хочет? — Настроение у Дженкинса было игривое и задиристое. — Картошка с тушенкой и пудинг с инжиром. По-моему, очень сытно. Для такой жары в самый раз.
— Только не очень подходит для приема губернатора. Разве сам не понимаешь?
— Хм… Интересно, солдаты же едят, и ничего…
— Нет, ты уж давай придумай что-нибудь другое — Ну хорошо… А что, если ромштекс, цветная капуста с сырной корочкой, картошечка фри и немного спаржи в масляном соусе? Пойдет? Или быть может, холодный лобстер на закуску, а потом…
— Ну вот что, я спешу… — сказал Бенсон.
— Интересно куда? На этом острове спешить некуда.
— Ладно, повар, кончай препираться.
— Хорошо, хорошо! Пусть будет омлет по-испански, жаркое из телятины и гарнир из бобов и сладкого картофеля. Это все, что я могу предложить. И было бы неплохо знать, на сколько человек готовить.
— Об этом я скажу тебе позже.
— А, понятно… За пять минут до подачи на стол. И при этом все будут стоять у меня над душой и смотреть, как я творю чудеса…
— Именно так, — весело согласился сержант и пошел прочь.
Дженкинс сердито прокашлялся.
— Тоже проклятый ублюдок? — спросил Абу.
— Точно. Хотя и неплохой малый. Хоть и сержант. Видишь ли, Абби, в британской армии есть два вида проклятых ублюдков. С одними ты можешь держаться запросто, сержант Бенсон как раз из таких. Ты можешь разговаривать с ним на равных и быть при этом уверенным, что после вашей беседы тебе не понадобятся носилки. Зато другой вид…
Абу шлепал белой кистью по камням и слушал болтовню Дженкинса. Что-то он понимал, что-то не очень, но одно, вне всякого сомнения, было ему ясно как Божий день. Он любил Дженкинса, знал, что у
