них зависит удача на охоте и плодовитость женщин. Они могут поразить деревню болезнью. Животными, более всех наделенными сверхъестественной силой, считаются нутрии, резвящиеся вокруг истоков рек — местопребывания духов. Нутрия — это вроде собаки духа, она живет при нем и слушается его, как собака слушается охотника. Если нутрия непослушна, дух ее наказывает: дает человеку убить ее на охоте и тем самым вознаграждает охотника.

По отношению к человеку духи выражают самые разнообразные пожелания, особенно они настаивают на том, чтобы в деревне царил мир. «Лучшим свидетельством того, что в деревне все в порядке, является удачная охота. Ничтожная доля мяса, которая досталась каждому из мужчин, женщин и детей от убитой дикой свиньи, никак не могла бы объяснить ту радость, что выражается по этому поводу несколькими неделями позже. Охота — это духовный барометр, за подъемом и падением которого ревниво следит вся деревня».

Замечательно, что деторождение и охота называются вместе, как если бы это были взаимосоответствующие функции мужчин и женщин. Могут сказать так: «Деревня испортилась: охота не удалась, женщины бесплодны, все умирает». Если человек доволен положением дел, говорится иначе: «Наша деревня теперь богатая и довольная. Мы убили трех диких свиней, четверо женщин зачали, мы сильны и здоровы».

Самое высокоценимое занятие — это совместная охота. Дело именно в ней, а не в индивидуальных усилиях одиночки. Мужчины, вооруженные луками и стрелами, кольцом охватывают часть леса. В лес входят загонщики с собаками. Мальчики и старики, которые едва в состоянии двигаться, стараются присоединиться к охоте. Особенно важны хозяева собак, которые, продираясь сквозь кусты, криками возбуждают и направляют собак. Поднятая свинья выскакивает под стрелы поджидающих охотников. Это самый действенный метод охоты в густом лесу, когда животное застают врасплох и поражают стрелами с близкого расстояния.

Удивительно для народа, столь гордящегося своей охотой, абсолютное отсутствие индивидуальных охотничьих навыков. Человек, идущий в лес, на всякий случай берет с собой лук и стрелы, но целится только в птиц и белок, даже не помышляя в одиночку добыть крупного зверя. Особые приемы охоты в одиночку им совершенно неизвестны. Выслеживание или подражание крикам животных им чужды, маскироваться или выкладывать приманку они не умеют. Редко кто заходит один в чащу леса. Весь их интерес концентрируется на совместной охоте. Человек может натолкнуться на стадо свиней, барахтающихся в болоте, и подобраться так близко, что будет слышать их дыхание. Но он даже не попытается выстрелить, а на цыпочках отойдет подальше и побежит в деревню за подмогой.

В степи охотятся лишь раз в году в сухое время, когда можно поджечь траву. Чтобы окружить горящее пространство, собираются вместе несколько деревень. Мальчики надеются здесь на свою первую добычу. Это, должно быть, ужасное побоище. И это единственный случай, когда команда охотников больше, чем мужское население одной-единственной деревни. В лесной охоте участвуют только мужчины и только из одной деревни. В конце концов деревня является политической и ритуальной единицей только потому, что является охотничьей единицей. И не удивительно, что леле считают свою культуру в первую очередь охотничьей культурой.

Особое значение имеет распределение добычи. Оно строго упорядочено, причем так, что это подчеркивает религиозный смысл охоты. У леле имеется три ритуальных сообщества, каждое из них имеет право на свою определенную часть убитого животного. Первое сообщество — это производители, к которым причисляются все мужчины, произведшие на свет ребенка. Им идет грудная часть любой дичи, а также мясо всех молодых животных. Среди производителей выделяются те, кто произвел дитя мужского и дитя женского пола. Они считаются членами второго, избранного сообщества — это мужчины-панголины. Их так зовут потому, что только они имеют право на мясо панголина, броненосца. Третье сообщество — ясновидцы. Они получают голову и кишки дикой свиньи.

Если убивают большое животное, оно всегда — и именно в процессе дележа — становится предметом религиозного действа. Важнее всех других животных дикая свинья. Ее делят следующим образом: после того, как ясновидцы получили голову и кишки, грудь идет производителям, плечи — мужчинам, которые несли ее домой, шея — владельцам собак, спина, горло и одна из передних ног — тому, кто убил свинью, а желудок — деревенским кузнецам, изготовившим стрелы

Структура общества деле укрепляется, так сказать, с каждой охотой. Возбуждение охотничьей стаи превращается в чувство, связывающее общину в целом. Без насилия над замыслом автора книги можно говорить об охотничьей религии в подлинном смысле слова. Столь убедительным, исключающим всякое сомнение образом охотничья религия никогда не изображалась. Но здесь открывается еще драгоценная возможность увидеть превращение леса в символ массы. Все, что считается ценным, содержит в себе лес, и самое ценное приносится тоже лесом. Там живут животные — добыча охотничьих стай, а также грозные духи, отдающие человеку своих животных.

Самый воинственный народ во всей Южной Америке — живарос из Эквадора. Крайне поучительно понаблюдать за их привычками и ритуалами, касающимися военных действий и трофеев.

О перенаселении у них не может идти речь. Они вступают в войну не для завоевания новых земель. Жизненного пространства у них не мало, а скорее слишком много. На площади в 60 000 квадратных километров живут 20 000 человек. Они не знают больших поселений, даже деревни у них не в чести. Каждая большая семья со старейшиной во главе занимает отдельный дом, а ближайшая семья живет от них в нескольких километрах. Их не связывает никакая политическая организация. В мирное время каждый отец семейства является высшей инстанцией, и никто не может ему приказывать. Если бы живарос не выслеживали друг друга с враждебными намерениями, то на гигантских просторах девственных лесов одна группа вряд ли могла бы повстречать другую.

Цементом, скрепляющим их воедино, является кровная месть, или, собственно говоря, смерть. Для них не существует естественной смерти: если человек умирает, значит, враг заколдовал его издали. Тогда долг близких заключается в том, чтобы выяснить, кто ответственен за смерть, и отомстить колдуну. Каждая смерть является, следовательно, убийством, а за убийство можно мстить только другим убийством. Но, поскольку смертоносное колдовство производилось на большом расстоянии, физическая или кровная месть, обязательная для родственников, возможна лишь в том случае, если они сумеют отыскать врага.

Следовательно, живарос ищут друг друга, чтобы мстить друг другу, и поэтому кровную месть можно считать формой социальной связи.

Семья, живущая вместе в одном доме, образует очень тесное единство. За что берется один мужчина, за то берутся вместе с ним и другие мужчины дома. В крупные и опасные экспедиции собираются мужчины нескольких относительно близко расположенных домов; только для такого настоящего военного похода с целью мести они выбирают главнокомандующего — опытного, часто пожилого человека, которому на время похода добровольно подчиняются.

Военная стая является, следовательно, подлинной динамической единицей у живарос. Наряду со статической единицей, семьей, только она играет заметную роль. С военной стаей связаны все их праздники. Они собираются вместе за неделю до похода, а потом, если возвращаются с победой, устраивают целый ряд больших торжеств.

Военные походы служат исключительно целям разрушения. Всех врагов убивают, за исключением пары юных женщин и, может быть, нескольких детей, которых берут в свою семью. Вражеская усадьба, домашние животные, посадки — все уничтожается. Единственное, что на самом деле деле интересует живарос, — это головы врагов. Тут действительно настоящая страсть, и высшая цель воина — вернуться из похода по крайней мере с одной такой головой.

Голова особым образом препарируется, усыхая при этом примерно до размеров апельсина. Это называется цанца. Обладатель цанца пользуется особым уважением. По прошествии некоторого времени — года или двух — устраивается грандиозный праздник, центром которого