известно, как говорят «прощай», кто видел, как разбиваются сердца, все вы окончательно отправитесь к черту.

Пассажиры, которых никто не пришел провожать на вокзал, вы никогда не пробовали выглянуть в окно со стороны, противоположной той, на которой стоят те, кто остается? Здесь не платформа, а твердые булыжники; здесь нет никого; и дома здесь выглядят совершенно без прикрас. И это одиночество, эта тишина, это запустение и это равнодушие говорят, что хотя поезд еще стоит, здесь уже даль, уже забвение.

Станции, вы – ворота печальной страны, где царят длинные стальные опоры, неподвижные серебряные реки и далекие огни; маленькие кладбища, мимо которых все быстро пролетает, и деревья, убегающие большими шагами; темные вечерние луга, пыльные изгороди белых проселочных дорог и пустынные заросли тростника. Вы – ворота пустынных равнин, над которыми низко нависло небо, горят красочные закаты, убегает луна, где пролетают маленькие станции с застывшими на рельсах товарными вагонами и длинными темными пригородными поездами с переполненным третьим классом и коровами, глядящими в решетчатые окна вагонов для скота.

Вокзалы, царство огромных светящихся часов, бесконечных звонков, баков с водой, дыма, свистков, минеральной воды, дорожных подушек. Придет день, когда вас больше не будет, а аэропорты станут похожи на вас.

Здесь хотя бы не будет больше развевающихся платочков, либо потребуются простыни, чтобы нас заметили с неба; и прощание будет быстрым и не таким грустным.

Но, может быть, и в аэропортах неразумная и непобедимая грусть человеческая найдет себе место и вытеснит все прочие чувства. И будут плакать, прощаясь, в тот день, и, как это всегда бывает, то, что когда-то казалось просто героическим, теперь покажется нам просто грустным.

Следующий день прошел для нашего друга под знаком тревожного ожидания. Каждые пять минут он спускался вниз и спрашивал у швейцара, не заходил ли случайно старичок с редкой седой бородой.

– Пока нет, – неизменно отвечал тот.

Баттиста снова поднимался в номер и садился у окна. Но Фалькуччо все не было. Солнечный Луч, хотя и продолжал верить в друга, стал грустнеть. Часы летели с быстротой, характерной для ожидания тревожных событий.

Тем временем Гверрандо под предлогом визита к портному исчез и больше не появлялся до конца дня. А дело было в том, что в гостиницу, где он проживал, прибыл и Филиппо, который должен был выступать свидетелем на его бракосочетании, в сопровождении жены. Старик хотел отдохнуть после утомительной дороги.

– А я, пожалуй, – сказала Сусанна, – выйду с Гверрандо. Мы должны поговорить.

– По-итальянски? – спросил муж, забираясь в постель.

– Да нет же, милый! По-английски.

Успокоенный Филиппо заснул.

Бродить по Неаполю было бы неосторожным. Любовники решили съездить в Поццуоли.

Сусанна, которая никогда раньше там не бывала, захотела посетить сольфатару.

Мрачное место, представлявшее собой круглую ровную площадку, белую, будто посыпанную мукой, окруженное низенькими холмами с худосочной растительностью и первобытным ландшафтом, было пустынно. Любовники беззаботно зашагали по твердой почве, расколотой тонкими трещинами, из которых там и сям выходил пар. Но когда проводник подбросил камень и тот, ударившись о землю, вызвал металлический гул, Сусанна задрожала.

– Почему такой звук? – спросила она.

– Потому что под нами пустота, – объяснил проводник. – Мы идем по корке, под которой в огромной пещере кипит лава.

Сусанна захотела вернуться назад.

– Не бойтесь, – весьма любезно сказал проводник, – это место сообщается непосредственно с Везувием.

Гверрандо, который поддерживал Сусанну за талию, почувствовал, как у него подгибаются колени. Но, стараясь не показывать виду, что ему страшно, он подтолкнул женщину вперед. Внезапно она с ужасом закричала.

– Земля жжется!

– А вы до сих пор этого не заметили? – сказал проводник.

– Правда, – сказал Гверрандо, побледнев, – земля жжется. – Он повернулся к проводнику: – Это ведь не опасно, нет?

– Совершенно не опасно: каждое утро местные сейсмологи обследуют эту площадку, чтобы установить, до какой точки мы можем доводить посетителей.

– Каждое утро? – простонала Сусанна. – А что – что-то может измениться?

– Конечно, всегда может образоваться какой-нибудь маленький кратер; не надо забывать, что все-таки это маленький вулкан.

– О, – сказал Гверрандо, – я не забываю об этом ни на секунду. Будет лучше, если мы вернемся.

Но поскольку они находились в центре круглой площадки с горячей поверхностью, нужно было хотя бы достигнуть противоположного края. Опасность подстерегала со всех сторон.