и, вместо того чтобы лечь, сел рядом.
— Голова болит, — пожаловалась она извиняющимся тоном.
Глаза у нее действительно были совершенно больные.
— Тогда давай просто поспим.
Она медленно, не сводя с него глаз, кивнула. Ник вытянулся рядом с ней, осторожно привлек ее к себе и поцеловал в висок. Погасил свет и шепнул:
— Спи. Спи, котенок, и пусть тебе хороший сон приснится.
Так обычно говорила ему мать, когда в детстве приходила подоткнуть одеяло и поцеловать на ночь...
Уехал Ник неожиданно. Утром, за завтраком сказал вдруг:
— Я сегодня улетаю в Нью-Йорк. Думаю, на пару дней. Понадоблюсь — звони, у тебя телефон есть.
Поехать с ним он Нэнси на этот раз не предложил.
Отъезд его был неожиданностью не только для нее — так Нэнси поняла из некоторых реплик Джеральда, которого тоже «оставили дома».
Миссис Берк вела себя тише воды ниже травы и старалась не встречаться с Нэнси взглядом. Как выяснилось, Ник, узнав о происшествии с ночником, пригласил ее в свой кабинет. Вышла она оттуда очень расстроенная, и ни о каком уходе больше речи не вела. Все это Нэнси тоже узнала от Джеральда. В отсутствие Ника они завтракали и ужинали вместе — и именно Ник был основной темой их застольной беседы.
Хотя Джеральд имел степень магистра в области менеджмента, его вполне устраивала должность личного помощника мистера Райана, и он с удовольствием рассказывал и о том, как начинал работать с Ником, на первых порах панически боясь сделать что-то не то, и о местах, где им довелось побывать, и просто — запомнившиеся случаи.
А Нэнси слушала... Слушала и вспоминала — каждый жест, каждое слово, каждую черточку. И прихотливо изогнутые брови, и смех, и запах, и вкус кожи, и настойчивые губы, и глаза, переливающиеся бирюзовым пламенем. Вспоминала, и любовалась им, и восхищалась, и разговаривала, словно он стоял перед ней, и сердилась на него, и упрекала: ну почему он уехал и не взял ее с собой! Ведь им же осталось так мало быть вместе!
Хотя... если бы Ник действительно стоял перед ней, она бы всего этого ему не сказала...
Прошло два дня — он все не возвращался. И не звонил — по крайней мере, ей. Спрашивать у Джеральда, не звонил ли Ник ему, Нэнси не хотелось.
Она тоже не звонила. О чем было говорить? Да и зачем? Привыкать к тому, что можно нажать кнопку и услышать его голос? Скоро этого уже не будет...
Кроме того, нет-нет да и мелькала мысль: «А может, он там не один?» Иначе почему на этот раз он не взял ее с собой?..
Он приехал через три дня, ночью.
Проснулась Нэнси оттого, что Дарра соскочила с кровати и, цокая когтями, бросилась к двери. Откуда-то раздавались голоса, шум. Казалось, весь дом наполнился жизнью.
Нэнси поняла сразу. Сердце, не спросясь, запрыгало: «Ник, Ник вернулся!», она включила лампу над головой: скорее, побежать, увидеть, встретить! — и опустилась на подушку, усилием воли осадив себя. Захочет — придет...
Но услышав шаги за стенкой, уже не выдержала — вскочила и кинулась к шкафу за халатом. И обернулась, когда позади распахнулась дверь.
Стоя на пороге, Ник одной рукой отбивался от бешено наскакивающей Дарры, в другой руке он держал какую-то коробку. В его волосах поблескивали капельки воды от растаявших снежинок, и весь он выглядел как-то непривычно — веселый, взъерошенный и словно помолодевший, в джинсах и свитере.
Нэнси и сама готова была броситься к нему, как Дарра, но замерла, будто приросла к полу, пока он, сделав пару шагов к кровати, не кинул туда коробку и не протянул ей руку, — и только тогда сорвалась с места и влетела в его объятия.
Он сказал сверху:
— Какая ты теплая... — Отпихнул попытавшуюся влезть между ними собаку и прижал Нэнси к себе еще теснее. — И как от тебя пахнет хорошо. Опять на тебе эта дурацкая рубашка...
Но Нэнси было все равно, что он сейчас говорит. Привстав на цыпочки, она вжималась лицом в его шею, терлась об него, вдыхала его запах.
Все так же, не отпуская друг друга, они рухнули на кровать. Ник, придерживая ладонью голову Нэнси, поцеловал ее, пробормотал с нежностью:
— Нэнс... — и снова поцеловал. Глаза его были закрыты, от губ пахло кофе. На секунду он отодвинулся, сорвал с себя свитер — под свитером оказалась рубашка без галстука, с распахнутым во ротом. Нэнси потянулась рукой в открывшийся треугольник загорелой кожи, расстегнула еще пару пуговиц, но тут Ник внезапно отстранился.
— Подожди... Подожди, подожди! Сначала посмотри, что я тебе привез!
Нэнси не поняла — зачем, при чем тут это сейчас?! — и растерянно уставилась на него.
— Посмотри... — снова попросил Ник. Не дожидаясь, пока она сдвинется с места, сам подтянул коробку поближе и открыл. — Вот!
В коробке лежало что-то, завернутое в полотенце. Нэнси попыталась вынуть и, едва прикоснувшись, по тяжести, по знакомой колючей твердости, догадалась, что это. Новый каменный ночник...
Она замерла, не зная, что сказать. Наверное, это тот, желтый, который когда-то стоял в его спальне... Ладно, пусть так — при виде его тоже будет вспоминаться что-то хорошее! Развернула полотенце, и готовые уже вырваться слова благодарности застряли в горле. В коробке лежал не желтый — там лежал сиреневый аметистовый ночник! Тот самый, который разбился, который выбросили, который...
Не веря своим глазам, Нэнси осторожно дотронулась до гладкого лилового кристалла.
— Это вторая половинка той жеоды, — услышала она и только теперь поняла... И взглянула на Ника — не на глаза, на руки.
Длинные сильные пальцы стали шершавыми и кое-где посветлели от въевшейся каменной пыли; на правой руке у основания указательного пальца виднелась царапина, заклеенная «жидким пластырем», — он всегда пользовался таким.
Нэнси дотянулась и взяла в ладони эту ободранную руку. Поднесла к лицу и прижалась щекой.
— Обцарапался весь...
— С непривычки. Я давно этим не занимался. — Ник осторожно высвободил руку. — Ну что... Давай включим?
— Давай...
Он соскользнул с кровати, вынул аметистовую друзу из коробки, поставил на тумбочку — и внезапно ночник засветился, засиял, заиграл знакомыми розовато-сиреневыми переливами.
Это было чудо! Словно что-то волшебное, чего не может быть, не бывает в жизни, — все-таки случилось! Нэнси едва заметила, как Ник выключил верхний свет, как сел рядом, обхватив ее за плечи, — словно завороженная, она смотрела и смотрела на розовые сполохи.
— Вот видишь — все еще можно исправить. Все, кроме смерти, — сказал Ник негромко.
Нэнси обернулась — глаза его были серьезными, словно он ожидал от нее какого-то ответа. Сказать: «Спасибо»? Но он и без того наверняка понимал, что она сейчас чувствует, поэтому Нэнси просто кивнула.
И вспомнилось внезапно, как давным-давно они вот так же сидели перед ночником и рука Ника так же лежала у нее на плече — тяжелая и теплая...
— Ну что — давай ложиться? — усмехнулся он, выпрямился и махнул Дарре на дверь своей спальни: — А тебе, голубушка, извини уж, как всегда, придется... туда.