— А кто это был?
— Спроси что-нибудь полегче! Я тут почти никого не знаю, — усмехнулся он, ответил еще на чье-то приветствие и остановился у колонны. — Вина хочешь?
Нэнси покачала головой, но, когда он взял с проплывавшего мимо подноса бокал и отхлебнул, внезапно почувствовала, как сухо во рту, и пожалела, что отказалась.
— Сейчас пойдем с прессой пообщаемся, чтобы самое неприятное с себя спихнуть, а потом можно посмотреть те лоты, которые сегодня будут разыгрывать, — кивнул Ник на арку, по сторонам которой стояли «стражи» с алебардами. — Вон там выставка.
— А где пресса?
— Дальше небольшой зальчик есть, веревкой отгороженный, — там они и толкутся... как обезьяны в клетке, — ухмыльнулся он. — Выходить сюда им запрещено.
— Я нормально выгляжу?! — вдруг испугавшись непонятно чего, быстро спросила Нэнси.
— Все в порядке. Тебе очень идут эти звездочки. — Он с улыбкой коснулся заколки в ее волосах.
— Это не звездочки — это цветочки такие... с острыми лепестками, — объяснила она.
— Все равно идут... а вот хмуриться тебе не идет. — С заколки его палец переместился ей на лоб и осторожно погладил между бровей. — Ну, пошли?
Едва они подошли к золоченому витому шнуру, отгораживающему «загон для прессы», как с той стороны к Нику бросились сразу несколько человек. «Действительно — как обезьяны, которым орешки кинули», — подумала Нэнси. Журналист, оказавшийся впереди, задал вопрос относительно предполагаемого приобретения Ником контрольного пакета акций какой-то фирмы, название которой Нэнси слышала впервые в жизни, остальные остановились рядом, прислушиваясь и дожидаясь своей очереди.
Она тоже хотела послушать, что он ответит, — но тут один из репортеров добрался и до нее:
— Миссис Райан, у меня вопрос к вам. В двух словах — что вы чувствуете, являясь женой такого человека, как ваш муж?
Вопрос показался Нэнси дурацким. В следующий момент в голове возник абсолютно правдивый, но совершенно неподходящий для прессы ответ: как будто ее подхватило вихрем и несет неведомо куда.
Но вслух она ответила скромно и обтекаемо:
— Наверное, как жена любого человека, который много и тяжело работает, приходит домой поздно и почти не имеет свободного времени.
— Именно его работа и послужила причиной вашего конфликта? Ведь не секрет, что какое-то время вы жили раздельно.
Ник предупреждал, что об этом могут спросить... Она уловила его предостерегающий взгляд и нашла в себе силы вежливо улыбнуться.
— Нет, причина была другая. В семейной жизни у людей бывают самые разные проблемы... — ее улыбка стала чуть шире, — но сейчас я пришла на бал, и мне не хотелось бы вспоминать ни о чем неприятном. Мы снова вместе, и это главное.
Репортер уже открыл рот, чтобы задать новый вопрос, но в этот момент Ник шагнул к ним и, по- хозяйски положив руку Нэнси на плечо, не дал ему продолжить:
— Прошу прощения, на сегодня все. Мы хотим успеть еще посмотреть поближе лоты...
— Ты хорошо держалась перед камерой. И отвечала хорошо, — похвалил он, когда они отошли на изрядное расстояние от золоченого шнура. — Я, признаться, немного боялся — как ты это выдержишь с непривычки. Страшно было?
— Нет...
Нэнси хотела напомнить ему, что уже лет восемь, если не больше, работает на телевидении и, хотя «главной героиней» шоу не бывала, в кадре мелькать ей доводилась, — но тут Ник бросил взгляд на что-то за ее плечом и насторожился.
— Знаешь что, — неожиданно сказал он. — Мне тут надо кое с кем поговорить минутку — иди на выставку, я тебя там найду.
Она послушно пошла по направлению к арке со «стражниками», но на входе не выдержала и обернулась. Он стоял у колонны и разговаривал с каким-то мужчиной — седым, невысоким и коренастым.
Подумала: «Не с женщиной...», вспомнила вопрос репортера о причине конфликта... И внезапно, на какую-то долю секунды, эта самая «причина» словно наяву возникла перед ее глазами — стройная, элегантная и неотразимая, с золотыми волосами и серебристым смехом.
«Не надо об этом думать! — приказала Нэнси самой себе. — Мы на балу, ее здесь нет... Ее здесь нет... Нет...» Вещей на выставке было немного: несколько картин; небольшая мраморная скульптура, изображающая обнаженных юношу и девушку; еще две скульптуры — бронзовые «охотничьи сцены»; лампа от Тиффани; китайская ваза и ваза «Лалик» из перламутрового стекла. Кроме того, вдоль одной из стен зала тянулась застекленная витрина с женскими украшениями и мелкими безделушками.
Сначала Нэнси подошла посмотреть поближе на красивый старинный натюрморт с цветами. Подумала, что в ее гостиной он смотрелся бы неплохо, случайно бросила взгляд на этикетку: «Голландский натюрморт семнадцатого века. Начальная цена — 200 000. Разрешается набавлять не менее 5000» — и тихонько хихикнула: весь ее дом стоил куда меньше.
Перешла к соседней картине, с корабликом, решив принципиально не смотреть на этикетки. К натюрморту тут же подошли две женщины, оживленно беседующие между собой, и Нэнси услышала обрывок их разговора: «...Ну ты же знаешь — сначала она буквально бегала за ним — а потом глупо тянула со свадьбой!.. — Да, я тоже слышала, он под конец просто не знал, как от нее избавиться!..» Говорили они почти не понижая голоса. О ком идет речь, Нэнси не знала, но все равно стало неприятно. Наверное, что-то подобное сплетничали и про нее с Эриком...
Она решительно направилась в противоположный угол зала, по дороге остановилась на минутку полюбоваться на лампу — и, дойдя до витрины, стала разглядывать выставленные там безделушки.
Последовательно осмотрев старинную табакерку с выложенным сапфирами вензелем и эмалевой картинкой внутри, большую брошь с темно-лиловыми аметистами и золотые карманные часы, которым, судя по виду, было лет пятьсот, Нэнси подумала, что «минутка» Ника что-то чересчур затянулась. Сделала маленький шажок, чтобы перейти к следующему лоту, — и тут, случайно бросив взгляд в сторону, увидела в самом конце витрины нечто совершенно потрясающее.
На черной бархатной подставке стояла шкатулка. Небольшая, всего дюймов восемь в длину, сделанная из слегка пожелтевшей от времени слоновой кости, она со всех сторон была покрыта резьбой. На каждой грани изображалась сценка из жизни джунглей: волки, охотящиеся на оленя; павлин, распускающий хвост перед самками; пара слонов, а на крышке — тигр, гордо выпрямившийся с поднятой головой и не замечающий, что с дерева маленькая обезьянка уже готовится запустить в него орехом.
Нэнси взглянула на этикетку. «Ларец, Индия, начало девятнадцатого века. Слоновая кость, сапфиры, рубины, хризобериллы. Начальная цена — 8000». Попыталась понять, где же там сапфиры и рубины, и только теперь разглядела, что глаза у тигра красные, а в хвосте павлина сверкают синие и зеленые искорки. И в цветочном орнаменте, обрамлявшем картинку...
— Что, нравится?
Она выпрямилась. Ник стоял рядом, довольный, с искрящимися весельем глазами и с бокалом в руке.
— Интересно, что там сзади нарисовано? — спросила Нэнси вместо ответа.
— Давай купим и посмотрим! — рассмеялся он.
— Да ну, я серьезно!
— Я тоже серьезно. Возьми вот, я тебе шампанское принес! — сунул ей бокал. — А как тебе вон то ожерелье? — Сделал пару шагов в сторону и кивнул на лежащее в витрине украшение.
Нэнси подошла и взглянула.
Что и говорить, ожерелье было великолепным. Крупные темные каплевидные камни, окруженные бриллиантами, переливались всеми цветами радуги.
— Это опалы. Черные, из Австралии, — пояснил Ник, не дожидаясь вопросов.
