сбрасывали в подвал.
Барон и баронесса очень боятся и ненавидят русских…
…Сегодня я узнала новость. Юзефа сказала, что господа довольные уезжают в Германию с большим товаре невольников и невольниц с Витебщины. Теперь они берут и меня с собой. Нет, я не поеду в эту трижды всеми проклятую Германию! Я решила лучше умереть на родной сторонушке, чем (быть) втоптанной во враждебную землю. Только смерть спасет меня от жестокого битья, а мое тельце все в синяках и ссадинах. От них мне больно.
Петлю для себя из веревки на чердаке делаю. Не хочу больше мучиться рабыней у проклятых, жестоких немцев не давших мне жить.
Письмо уберу под выдвижной кирпич дымохода.
Завещаю, папа, отомсти за маму и за меня! Прощай добрый папенька, ухожу умирать!
Твоя дочь Катя Сусанина.
В душе спокойна…
Мое маленькое сердце верит, письмо дойдет.[18]
* * *
Дописана последняя строчка…
Последняя?
Кровавый мартиролог фашизма можно продолжать до бесконечности. Ведь каждая из двадцати миллионов жертв гитлеровской программы человекоистребления имела свою судьбу, свои мечты, свое прошлое, и только топор палача или виселица, пуля в затылок или газовая камера, а может быть, рожденное мрачной фантазией нациста «уничтожение трудом» лишило этих людей 6удущего.
Радостным и светлым могло стать будущее Кати Сусаниной, доживи она до незабываемого дня Победы, до счастливой встречи с отцом-фронтовиком. Фашистской неволе юная патриотка предпочла смерть на родной стороне. И прежде чем «умереть стоя, чтобы не жить на коленях», Катя Сусанина оставила письмо, каждое слово которого ударом набата будит в людях тревогу за судьбу «детей человеческих», взывает к бдительности против возрождения фашизма.
И если тринадцать лет жизни Кати Сусаниной были годами счастливого детства, а «жизненный стаж» ее составил всего 15 лет, то жизнь Ивана Яковлева, родившегося в концлагере Равенсбрюк, оборвалась с первым криком, с первыми глотками земного воздуха.
Можно ли предсказать, кем был бы Иван Яковлев? Ткачом или поэтом? Учителем или агрономом? Трактористом или химиком? Может быть, он стал бы волшебником звука или красок?
Одно ясно — он должен был вырасти Человеком. Человеком — самым жизнедеятельным и жизнесозидающим существом на Земле, ее хозяином, ее властелином.
Но вот, что говорят об Иване Яковлеве бесстрастные строки документа из архива концлагеря Равенсбрюк:
* * *
Сегодня в разных углах нашей планеты снова поднимаются силы, наследовавшие идеи и дела гитлеровцев. И разве не к нам обращено мудрое предупреждение немецкого драматурга-борца Бертольта Брехта, сказавшего о фашизме:
II. ПЕСНЯ В НОЧИ
СЛОВО К ЧИТАТЕЛЮ
Серый в бурых прожилках кусок спекшегося пепла. Я вынул его из застывшей печи крематория в гитлеровском концлагере Маутхаузен. Я взял его, как берут горсть земли с Мамаева кургана, Сапун-горы или Шипки…
Это человеческий пепел. По мысли гитлеровских палачей — конец и итог загубленных ими человеческих жизней.
Кусок пепла. Чей он?
Может быть, Героя Советского Союза Николая Ивановича Власова?
Но пепел — не конец и не итог его жизни. Подполковник Н.И. Власов навечно зачислен в списки гвардейского авиационного Краснознаменного полка.
Может быть, это останки славного летчика полковника Александра Исупова?
Но разве умер человек, чье перо перед смертным боем записало: «Я верю в нашу победу, знаю, что мы будем вместе жить счастливой и радостной жизнью. Пусть знает это и Толик. Пусть он растет героем и всегда помнит, что он — сын комиссара, командира, коммуниста. Скажи ему, что его отец не посрамит своей Родины и семьи. Я обещаю вам это…».
Николай Власов… Александр Исупов…
В Маутхаузене они возглавляли подпольную коммунистическую организацию. Их уничтожили и сожгли в крематории накануне намеченного ими дня восстания в блоке «XX» — блоке осужденных к смерти советских офицеров.
А может быть, это пепел легендарного генерала-патриота Героя Советского Союза Дмитрия Михайловича Карбышева?
— Родиной не торгую! — неизменно бросал в лицо фашистам пленный советский генерал, один из руководителей подполья во всех лагерях, куда его заключали. Морозной февральской ночью 1945 года гитлеровские изверги вывели его во двор лагеря Маутхаузен и, облив водой, превратили в ледяную статую.
Нет, не умер Карбышев. Он живет в названиях улиц, в бронзе и граните памятников, в страницах посвященных ему книг, в нашей победе.
Может быть, это пепел одного из тех неизвестных героев Сопротивления, память которых так страстно призывал беречь Юлиус Фучик?
Но, чей бы он ни был, этот пепел, он, подобно пеплу Клааса, стучит в наше сердце.
Он напоминает, взывает к совести народов, требует:
Люди! Выбейте оружие из рук, тех, кто уничтожил нас в Освенциме и Майданеке, Маутхаузене и Бухенвальде, Равенсбрюке и Дахау!
Люди, не забудьте: преступная рука, что зажгла факел войны, зажгла и огонь в печах, где сожгли нас!
Помните об опасности фашизма!
* * *
Я не был узником Маутхаузена. Судьба, к счастью отвела от меня это страшное испытание, И все же я был в Маутхаузене.
Солнечным июньским днем 1947 года мне довелось участвовать в передаче этого лагеря смерти австрийскому правительству. Теперь Маутхаузен — музей антифашизма.
То, что я видел в долгие и мучительные часы осмотра лагеря, встречи с бывшими узниками
