медеплавильном.
Продолжительный вой гудков создавал дополнительный фон зазвучавшей по радио, сразу по окончании заявления Молотова, песне из кинофильма «Александр Невский»:
Лиза вертела головой, поглядывая то в окно, то на взрослых, ожидая разъяснений. Но разъяснения были нужны не только ей.
— Я чего-то не поняла, — жалобно сказала Анисья. — Это что?
— Война, — вздохнув, ответил Мирон и встал. — Кто куда, а я в редакцию.
Василий отправился в экспедицию.
— Знаешь, парень, — сказал ему Марьев, — мы, наверное, завтра никуда не поедем. Непонятно, что будет. Я пацанёнком две войны пережил — ничего хорошего сказать не могу. А с другой стороны, столько было за последние годы для обороны сделано, такая создана мощная техника и такие мы имеем примеры отпора агрессору, что, кто знает, может, это ненадолго. Как на озере Хасан. Врезали гадам, они и побежали.
— У меня практика два месяца.
— Хе, два месяца! Два месяца — большой срок.
— А что мне теперь делать?
— Отдыхай, — пожал плечами Марьев. — Что делать? Откуда мне знать, что в такой ситуации делать. Но будь на виду.
— Как это?
— Ну, заглядывай каждый час. Вдруг будут какие распоряжения из Москвы…
…Василий брёл по городу. Везде обсуждали войну. Воскресенье: народ, кто не в смене, высыпал на улицы и площади. Общее настроение было тревожным, но оптимистичным. И чем больше проходило времени после выступления товарища Молотова, тем быстрее сглаживалась тревога. Ведь бомбили где-то далеко, а здесь Алтай… Собирались группами в скверах, возле памятников.
— Навалять им по первое число, — орал нетрезвый мужик в мятой рубахе навыпуск. — Раньше немчуру били и теперь побьём.
— Ни разу их верха над нами не было, — гундел другой.
— Да о чём вы говорите? — надрывалась тётка в платке. — Это ж на неделю-две. Какая у них против нас может быть война! Так, бузят…
— А может, и больше недели, — не соглашались с ней. — На месяц. А то и на два.
— С кем там два месяца возиться-то!
— Э, не скажи. Немец, он силён… Всю Европу съел.
По радио снова и снова повторяли речь Молотова, но уже в исполнении Левитана. И люди опять слушали, пытаясь найти ответы на эти проклятые вопросы: сильна ли война? Как быстро выгоним врага? Что нам-то всем делать?..
Василий подходил то к одной, то к другой группе. Везде было возмущение агрессором, везде была уверенность в победе. Подумал, что, наверное, сейчас так повсюду. Там, где он бывал — на предприятиях, которые строили товарищ Ухватов и его команда: в Селищеве, Челябинске, Коми, на реке Соти и на Каме, — и там, где не был…
Сколько раз он слышал слово «народ». Слово и слово. Оно воспринималось как абстракция. Что-то вроде числительного. Есть один человек, есть семья, есть коллектив, а есть народ. Представить его себе нельзя никак, даже отождествить с ним самого себя трудно. Ведь обычно человек живёт одной только своей жизнью. У него своё дело, свои интересы, он и знать не знает, что происходит со всеми другими, поврозь и вместе. И вот пришёл момент: по всей стране весь народ думает об одном, как один человек.
Не зря власть позаботилась, чтобы на каждой улице были установлены радиорупоры, в каждой квартире имелись бы радиоточки. Хочет товарищ Сталин сказать что-то важное сразу для всех, посылает товарища Молотова. Скажи народу, товарищ Молотов: мы вместе строили счастливую жизнь, мы никому не угрожали — но пришёл враг и хочет у нас всё отнять. У нас были общие большие успехи, а теперь у нас общая беда!
Радиорупоры в перерывах между повторениями обращения товарища Молотова к народу транслировали песни:
«„Пламя души своей! — повторил про себя Василий. — Знамя страны своей!“ — гениально. „Пламя души“ — это каждый, сам по себе, одиночка. „Знамя страны“ — а это уже общее. Вот что такое народ: единое духовное устремление каждого под общим знаменем…»
Когда Вася в очередной раз пришёл к Марьеву, тот был сильно задумчивым.
— С завтрашнего дня объявили мобилизацию, — сказал он. — Мой возраст идёт. Ты как, имеешь приписное свидетельство?
— У меня бронь. Отсрочка для окончания образования. Статья двадцатая главы второй Закона о всеобщей воинской обязанности. Геологи подпадают.
— Ты студент, может, и подпадаешь. А я в запасе.
— Если вас в армию возьмут, кто здесь будет начальником?
— Возьмут меня в армию, возьмут. И ещё кое-кого из экспедиции. А начальником — не знаю, кто будет. Образованные все уйдут. Буду говорить с Москвой, тебя предложу.
— Как! Я же практикант! Шутите, да? Ха-ха.
— Какие тут шутки, если война.
— А где все? Где Галя? — мысли Василия блуждали.
— Галя прихорашиваться пошла. В театр идут, на «Гамлета». Ты заметил, какая у неё с Серёгой любовь?
— Правда? Я думал, это они ругаются.
