двухэтажной кровати.
— Что-о?! — Жан-Пьер даже подскочил на стуле. — Греа в Сопротивлении?
Да откуда ты это взяла?
— Филипп Греа как-то помог мне отвезти листовки и сказал, что его отец давно уже в Сопротивлении. Он, оказывается, когда бреет офицеров-бошей, ухитряется выудить из них много всяких полезных новостей, — все так же скромно сообщила Арлетт.
— О-о, полюбуйтесь только на этих конспираторов! — простонал Келлер.
— Вот что значит неосторожность! Фабьен, что мне делать с этой девчонкой?
Как заставить ее замолчать?
— Но, Жан-Пьер, дорогой, она же никому не повредила. Наоборот, сообщила очень важную новость, что Греа из наших, — встала на защиту дочери Фабьен.
— Конечно, эти две всегда заодно! — махнул рукой Келлер. — Сообщение о Греа еще нуждается в проверке. А вдруг это провокация? Разве мы не знаем такие случаи? Да, да, ты, пожалуйста, не маши руками, твои Греа могут оказаться самыми обыкновенными предателями, и мы все тогда попадем в ловушку, — продолжал Жан-Пьер, не обращая внимания на возмущенные жесты дочери. — Я сейчас же должен это проверить, а пока не проверю и не выясню, можно ли им доверять, категорически запрещаю тебе посвящать Филиппа в наши дела. Слышишь?
— Слышу, — угрюмо отвечала девочка. — Но, папа, ты к ним несправедлив.
Келлер, не отвечая, обратился к обоим русским:
— Если все обойдется и товарищи скажут, что Греа — свои, вам, пожалуй, можно будет высунуть нос наружу. Документы есть, карточки тоже, все как будто в порядке. Возьмете в провожатые Андре или Арлетт и пожалуйста — ступайте в Париж. Тем более, что знакомство с городом может вам в ближайшее время очень и очень пригодиться.
И, бросив эти многозначительные слова, Жан-Пьер поспешно ушел.
5. «АДСКАЯ МАШИНА»
Однако прошло еще много дней, прежде чем Келлер дал узникам подвала «зеленый свет».
Какое это было счастье — выйти в солнечный день на чистенькую улицу Виль-дю-Буа, пройти под зеленеющими деревьями, вдохнуть весенний воздух после пропахшего рыбой и сыром подвала! Вдали, в сизой дымке, лежал Париж, и у Дани при виде этой дымки что-то дрогнуло внутри. Париж! Город, знакомый с самого детства. Любимый с детства. Ведь это он, Даня, вместе с Гаврошем сражался на баррикадах, он был пятым среди друзей-мушкетеров и участвовал с д'Артаньяном во всех его поединках и приключениях. Он, как брат, любил и защищал Козетту. Даня знал Париж, знал названия его улиц, бульваров, набережных и сейчас как будто шел на свидание с городом своего детства…
Но погодите, погодите… Если вы думаете, что знакомство с Парижем для двух русских юношей началось, как обычное знакомство туристов, то вы сильно ошибаетесь. Вот люди приезжают в новый город. Одни начинают свое ознакомление с музеев, другие — с его улиц и переулков, третьи предпочитают магазины, театры, общественные здания. А есть и такие, которые хотят узнавать в новом городе только людей. Но любителей, которые начали бы первое знакомство с крыш, наверно, нашлось бы очень немного.
Да, да, вы не ошиблись и автор не оговорился. Вот они, крыши Парижа, — серые, розовато- жемчужные, чуть тронутые кое-где зеленью, иногда блестящие, иногда матовые, увенчанные то башенкой, то флюгером, то косым скатом мансарды. Кое-где прилепились балкончики, голубятни, решетки с выставленными на воздух цветочными горшками, с протянутыми веревками, на которых колышется разноцветное белье. Крыши, крытые шифером, железом, черепицей, алюминием. Крыши прошедших столетий и самые современные, крыши плоские, крутые, покатые…
Именно с крыш началось их знакомство с Парижем!
Кто первый придумал «адскую машину», как в шутку назвал ее Андре, они так и не смогли потом вспомнить. Знали только, что однажды, перед самым их выходом из подвала, приехала очень грустная Николь.
— Арестовали Беллона, — сказала она. — Это был лучший наш расклейщик листовок, да и вообще отличный парень, шофер с «Ситроена». Сейчас на заводе идет дознание, многих рабочих тащат на допрос. Все, с кем он хоть когда-нибудь общался, взяты на заметку. Его схватили, кажется, возле университета, когда он только собирался расклеивать. В лапы бошей попался хороший человек. Теперь придется утроить осторожность.
И еще она сказала, что расклейка — одна из самых опасных работ.
— Вот если бы можно было, чтобы листовки сами собой разлетались по улицам, как это бывает с самолета! — промолвила она мечтательно. — А то сколько всего надо тащить с собой: кисть, ведро с клеем да еще пачку самих листовок. Вот и попадаются на этом.
Она сказала это задумчиво, почти про себя, но три мальчишеские головы сразу воспламенились: стали шевелиться, расти разные мыслишки, придумки, словом, «изобретательская мысль» заработала. «А что, если…», «Попробовать, что ли…», «Нельзя ли так…»
Кто первый крикнул: «Постойте, я как будто придумал!»? Кажется, это был Даня, а может, кто-то из двух его товарищей. Да это и неважно. Важно, что через пять минут после этого вопля все трое уже лихорадочно носились по дому Келлеров, вытаскивали бидоны, пустые банки из-под автомобильной пасты и масла, проволоку, какие-то дощечки. Андре без спросу забрался в инструментальный ящик отца. Все трое оказались неплохими механиками, умели обращаться с кусачками, тисками, молотком. Целый вечер троица что-то мастерила, прилаживала, спорила, ссорилась между собой, гнала от себя любопытную Арлетт, не отвечала на вопросы взрослых. Наконец «адская машина» была готова: дощечка с пружиной и банка, наполненная водой. При помощи пружины листовки прикреплялись к доске. Пружину придерживала, как балласт, банка с водой. В банке было невидимое отверстие, через которое вода постепенно вытекала. Когда банка оказывалась пустой, листовки освобождались от балласта, и малейший ветерок разметывал их, подымая в воздух.
Это было как снегопад! Павел подул на них из велосипедного насоса, а потом просто так, ртом, и листовки полетели во все стороны, усеяли пол, шкаф, стол.
— Браво-о! Просто, как все гениальное! — в восторге завопил Андре. — Представляете, как они полетят с высокой крыши, где всегда ветер!
Даня умерил его восторг:
— Погоди кричать. Надо проверить с секундомером, во сколько минут вытекает вода из банки. Для нас это очень важно.
Секундомер показал шесть минут.
— Отлично! Этого довольно, чтоб обделать все наше дельце, — уверенно сказал Андре. — Я берусь за шесть минут спуститься с самой высокой точки Нотр-Дам.
— Нам нужно не только спуститься, но, главное, удрать как можно дальше, чтоб никто нас не заподозрил, — подал голос Павел. — Это важнее всего.
— На Нотр-Дам мы, конечно, не полезем, — прибавил Даня, — а вот на какой-нибудь высокий многоэтажный дом в центре стоит попробовать. Да вот хоть на тот универмаг, о котором говорил Андре. Ведь ты, кажется, сказал, что он находится в самом центре? — обратился он к Андре.
— Да, на улице Амстердам, почти напротив вокзала Сен-Лазар, — отозвался Андре. — Ближе к вечеру там большое движение: люди возвращаются с работы в свои пригороды или, наоборот, приезжают в Париж, чтобы где-нибудь побывать. Тут в самый раз пустить наши листовки.
Вернулся из города Жан-Пьер. Ему торжественно продемонстрировали «адскую машину».
— Что ж, остроумно придумано, — похвалил он изобретателей. — Если все пройдет удачно в первый раз, можно будет использовать эту штуку в других городах, на других крышах. Только, прежде чем пускаться