было еще грязнее, чем у меня в комнате. На столе закапанная потертая клеенка, в буфете немытые чашки, пол черный от грязи, с расшатанными кафельными плитками. И я не мог выдавить ни слова, так как понимал, что эта кухня была единственным во всей квартире местом, где синьорина Маргарита действительно жила, а все остальное, все эти разукрашенные, без конца подметаемые и натираемые комнаты были чем-то вроде произведения искусства, в которое она вкладывала свои мечты о красоте; и, желая сохранить их идеальное совершенство, она обрекла себя на то, чтобы никогда в них не жить, вечно входить туда не хозяйкой, а лишь прислугой, на то, чтобы оставшиеся после уборки часы проводить в грязи и пыли.
'Проблемы очистки воздуха' выходили два раза в месяц и имели подзаголовок: 'От дыма, от вредных химических выделений и продуктов сгорания'. Журнал был органом КОАГИПР – 'Компании по очистке атмосферы городов и промышленных центров'. КОАГИПР был связан с родственными ассоциациями других стран, присылавшими свои бюллетени и брошюры. Нередко созывались международные конгрессы, посвященные прежде всего обсуждению острой проблемы смога.
Мне никогда не приходилось заниматься такого рода вопросами, но я знал, что выпускать столь специальный журнал не так трудно, как может показаться. Для этого, как правило, просматривают иностранные журналы, переводят некоторые статьи, к ним добавляют заметки, которые присылает своим абонентам агентство газетных вырезок, и вот уже готов информационный отдел. Кроме того, всегда находятся два-три специалиста, готовые в любой момент прислать нужную статейку, или какой-нибудь изобретатель, желающий всех оповестить о своем новом творении, который просит напечатать в виде статьи описание его нового патента. Да и компания со своей стороны, как ни мизерна ее деятельность, всегда может дать какое-нибудь сообщение о своих текущих задачах: его нужно набирать жирным шрифтом. Если же случается какой-либо конгресс, то ему следует посвятить самое меньшее целый номер от первой до последней страницы, и еще останутся доклады и отчеты, которые можно будет постепенно сбывать с рук в нескольких ближайших номерах, если в них нечем будет заполнить три-четыре колонки.
Писать передовицу обязан был главный редактор, он же президент компании. Однако инженер Корда, вечно донельзя занятый (он был членом правления многих предприятий и компании мог отдавать только ничтожные крохи своего времени), поручил передовицу мне. Я должен был развить в ней идеи, которые он изложил мне с присущей ему ясностью и лаконизмом. Статью надлежало подготовить к его приезду. Разъезжал он много, так как его предприятия были разбросаны чуть ли не по всей стране. Но среди всех его многочисленных дел президентство в КОАГИПРе – должность почетная, но ничего, кроме почета, не приносившая – давало ему, по его словам, самое большое удовлетворение, 'ибо, – пояснил он, – это битва, которую я веду из идейных соображений'.
У меня, напротив, не было никаких идейных соображений, и я совершенно не хотел их иметь. Единственное, что я хотел, – это написать статью, которая бы ему понравилась, чтобы сохранить за собой это место – оно было не лучше и не хуже всякого другого – и свой образ жизни, потому что он тоже был не лучше и не хуже любого возможного образа жизни. Я был знаком с тезисами Корда ('Если бы все последовали нашему примеру, атмосфера была бы уже чистой…'), с его излюбленными формулировками ('Мы не утописты, пусть это каждый имеет в виду, мы деловые люди, которые…') и готовился писать именно так, как он хотел, слово в слово. А что я еще должен был написать? То, что думал, до чего дошел собственным умом? Хорошенькая бы вышла статья, уверяю вас! Какой в ней был бы оптимистический взгляд на весь этот деловой мир, мир приносящих пользу людей! Но мне достаточно было перевернуть вверх ногами свое душевное состояние (сделать это я мог без труда – ведь это было все равно, что обозлиться на себя самого), и я уже чувствовал вдохновение, необходимое для того, чтобы написать передовицу в духе моего президента.
'Сейчас мы уже стоим на пороге разрешения проблемы летучих продуктов сгорания, – писал я, – и оно наступит (непременно наступит) – я уже видел удовлетворенную улыбку на лице инженера – тем скорее, чем более ясное понимание встретит действенный импульс, данный технике Частной Инициативой, – в этом месте инженер, по всей вероятности, взмахнет рукой, чтобы подчеркнуть высказанную мною мысль, – со стороны органов Государства, к которым уже столько раз обращались…'
Это место я прочел вслух доктору Авандеро. Пока я читал, Авандеро смотрел на меня с обычной своей бесцветно-вежливой миной, и его маленькие холеные ручки ни разу не сдвинулись с чистого листа бумаги, лежавшего в центре его письменного стола.
– Ну, что скажете? Вам не нравится?
– Нет, что вы, что вы!.. – поспешно проговорил он.
– Тогда послушайте конец: 'Возражая тем, кто предрекает промышленной цивилизации самое мрачное и катастрофическое будущее, мы утверждаем, что никогда не возникнет (как, впрочем, никогда в действительности и не возникало) противоречия между свободным и закономерным расширением промышленности и требованиями необходимой для человеческого организма гигиены (читая, я несколько раз бросал взгляд на Авандеро, но он не отрывал глаз от листа бумаги) – между дымом наших трудолюбивых заводских труб и голубизной и зеленью несравненных красот нашей природы…' Ну как, по-вашему?
Некоторое время Авандеро без всякого выражения смотрел на меня, не разжимая губ.
– По-моему, – сказал он, – ваша статья, несомненно, очень хорошо выражает самую суть, скажем так, конечной цели, которую выдвигает наша компания. Действительно, всеми силами стремиться…
– Хм, – пробормотал я.
Признаться, я ожидал, что такой церемонный субъект, как мой коллега, все же не станет прибегать к подобным выкрутасам, чтобы похвалить мою статью.
Дня через два, как только вернулся инженер Корда, я явился к нему и отдал передовицу. Он при мне внимательно прочитал ее, дойдя до последней строчки, аккуратно собрал листы, словно собираясь прочесть ее еще раз, но вместо этого сказал:
– Хорошо.
Подумал немного и повторил:
– Хорошо.
Еще немного помолчал и добавил:
– Вы молоды.
И, как видно, ожидая, что я стану возражать, хотя я и не думал этого делать, быстро заговорил:
– Нет, я, позвольте вам сказать, вовсе не собираюсь критиковать вас. Вы молоды, полны веры, смотрите далеко вперед. Но положение, позвольте вам сказать, очень серьезно, да, да, гораздо серьезнее, чем можно заключить из вашей статьи. Будем говорить начистоту: опасность отравления атмосферы