находящимся в камере, спросил Граис.

Он все еще не мог прийти в себя от изумления. Неужели подобная информация могла пройти мимо внимания работающих на Тессе-3 наблюдателей?

– Да какое там сопротивление, – поморщился старик. – Просто кучки людей, прячущихся где-то в горах. По большей части беглецы с ониксовых копей, отступники да прочий сброд, объявленный в розыск. А то и настоящие бандиты.

– Полегче, старик, – одернул его Грудвар. – Этот «сброд», как ты его называешь, когда-нибудь освободит Йер от деспотии империи!

– Да? – саркастически усмехнулся старик. – И когда же, мил человек, это случится?

– Как только вольные накопят достаточно сил для решительного удара, – ответил Грудвар. Однако Граис заметил, что уверенности в его голосе значительно поубавилось.

– Так значит, вольные пока еще не выступают открыто против империи? – спросил Граис у Грудвара.

– Порою нападают на караваны, – ответил тот. – На небольшие отряды имперских солдат. Но главным образом собираются с силами.

– Они еще двести лет будут собираться, – ехидно заметил старик. – Откуда им взяться-то, силам этим? Для того, чтобы воду собрать, и то бочки нужны.

– Ох, старик, – строго покачал головой Грудвар. – Договоришься ты… Нам ведь вместе на ониксовых копях кайлом махать…

– А ты меня не пугай! – бодро ответил Грудвару старик. – Я-то жизнь свою прожил! А вот тебе на ониксовых копях жить останется всего пару месяцев!

– Я слышал, что ониксовые копи были закрыты, – сказал Граис. – Месторождение истощилось, и добыча камней сделалась дороже, чем даже невольничий труд.

– Снова открыли, – ответил Грудвар. – Начали копать глубже. Говорят, что теперь шахты доходят почти до самого огня земных недр. Поэтому и мрут там люди, как мигаты осенью.

– Пока есть империя, найдутся и бунтовщики вроде тебя, Грудвар, – снова усмехнулся старик. – Которым не терпится в эти самые шахты.

– Ну что ты с ним будешь делать? – обреченно посмотрел на Граиса бородач. – Так и балабонит весь день. Словно самого его завтра поутру домой отпустят.

– А может, и отпустят! – снова встрял в разговор старик. – Вот вернется наместник, он с моим делом в момент разберется…

Речь его, грозившую затянуться, прервал сухой, надсадный кашель, раздавшийся с кучи соломы, лежащей возле дальней от двери стены, прямо под узкой, выходящей на тюремный двор, щелью. Человек кашлял мучительно и долго, взахлеб, не останавливаясь.

– Снова у Митея приступ, – тяжело вздохнул Грудвар.

Старик, подавшись в сторону больного, пытался как-то облегчить его страдания. Но, как мог заметить Граис, все его действия сводились только к уговорам и попыткам удержать руки страдальца, которыми тот рвал у себя на груди рубашку.

Поднявшись на ноги, Граис подошел к старику и опустился на колени возле несчастного Митея.

Больной был в беспамятстве. Голова его, с закатившимися глубоко под веки глазами, была запрокинута назад. Из угла рта стекала слюна. На впалых щеках горели алые болезненные пятна.

Граис приложил ладони к узкой, впалой груди несчастного. Затем быстро надавил пальцами несколько активных точек на шее. Больной затих, тяжело, надсадно дыша.

– У него астма, – сказал Граис. – Следующий приступ он может не пережить. Ему нужен свежий воздух.

– Где ж его взять? – проворчал старик.

– Тогда дайте воды, – потребовал Граис.

– Нет воды, – ответил подошедший к ним Грудвар. – Воду дают только по полкружки утром и вечером.

Только теперь Граис понял, какую услугу оказал ему шалей, заставив напиться вволю прежде, чем затолкнуть в камеру. В маленьком, душном помещении, разогретом, как коптильная печь, жажда являлась дополнительным средством истязания заключенных.

– Нужно сообщить охранникам, что в камере больной, – сказал Граис, взглянув на Грудвара. – Наверное, его можно перевести в другое, более подходящее для него помещение.

– Ты что, смеешься, – мрачно глянул на Граиса бородач. – Да Митея затем и засунули в эту камеру, чтобы он скорее концы отдал.

– В чем его вина? – Граис переводил взгляд с одного обитателя камеры на другого. – Он тоже бунтовщик?

– Если бы, – горько усмехнулся старик.

– Митей неохотно рассказывал о том, за что здесь оказался, – медленно, как бы раздумывая, стоит ли продолжать, произнес Грудвар.

– Ну так и ты помалкивай, – проворчал старик.

– Да, какая теперь разница, – махнул рукой Грудвар. – Бедолаге теперь одна дорога – к Поднебесному.

– Так что же такое ужасное он совершил? – снова спросил у Грудвара Граис.

– Как я понял из речей Митея, он служил чиновником в каком-то из городских управлений, – сказал бородач. – И, кажется, имел неплохую должность. Да вот беда, оказался не в меру честным – отказался участвовать в какой-то махинации по перераспределению земельных наделов. Сам ворованных денег не взял, а на тех, кто всем этим занимался, обещал наместнику донести, как только тот вернется из Кахима. Ну, дружки его бывшие ждать, естественно, не стали, состряпали донос и упекли Митея в тюрьму. Должно быть, еще и судебному исполнителю приплатили, потому что тот делает все возможное, чтобы Митей не дождался возвращения наместника.

– Будь он не шишкой, а простым человеком, его бы уже давно в живых не было, – приятель Грудвара Слим красноречивым жестом провел ногтем большого пальца по горлу. – Государственного же чиновника просто так в темноте не придушишь – наместник непременно назначит разбирательство.

– Ну вот, – снова заворчал старик. – Теперь он все про каждого из нас знает. Все выложили.

– А ты чего так беспокоишься? – повернулся к нему Грудвар.

– Мне беспокоиться нечего, – демонстративно отвернулся в сторону старик. – Мое дело маленькое. Наместник приедет – разберется. Невинного человека попусту в тюрьме держать не станут. О себе бы лучше подумал.

– А мне-то и подавно бояться нечего, – усмехнулся Грудвар. – Про меня все уже известно. У нас со Слимом теперь одна дорога – на ониксовые копи. Да только далеко меня не увезут, сбегу.

– А все же старик прав, – посмотрел на Граиса Слим. – Ты, приятель, пока еще не представился. А мы здесь, похоже, не один день вместе проведем.

– За что меня арестовали, вам уже известно, – сказал Граис. – А зовут меня Граис. Граис из Сиптима.

– Врешь, северянин! – подскочил на своем месте старик. – Я Граиса из Сиптима знал! Бывал на его проповедях!..

Сказав это, старик тут же умолк, сообразив, что сгоряча сболтнул лишнее.

– Ну так посмотри на меня повнимательней, – спокойно ответил ему Граис. – Может быть, и признаешь.

Старик на четвереньках подполз к Граису и, положив руки ему на плечи, развернул его так, чтобы слабые отсветы солнечных лучей, проникающих в камеру через щель под потолком, упали на лицо. Подслеповато щурясь, старик какое-то время внимательно всматривался в черты Граиса. Неожиданно он отшатнулся назад и, припав спиной к стене, сжался в комок.

– Прости меня, прости меня маловерного, – быстро забормотал он, не отрывая взгляда от лица Граиса.

– Да что с тобой? – удивленно окликнул старика Грудвар.

– Это он! – указал на Граиса кривым, высохшим пальцем старик. – Он!