– Ничего страшного, – торопливо ответил Антонио, услышавший тревогу в моем голосе. – Ничего страшного, просто что-то важное. Она должна была уехать.

– Когда она вернется?

От сердца немного отлегло. Я просто буду терпеливо ждать возвращения моей учительницы и старшей подруги. И постараюсь найти, чем занять себя в ее отсутствие.

– Не знаю. Не знаю, Даш-ша, она мне не сказала. Потом она обязательно вернется к тебе. Обязательно.

– Хорошо.

– Кариньо, как ты? Я волнуюсь за тебя.

– Не надо за меня волноваться, все хорошо. Роза приготовила вкусный обед, я съела все, а утром долго…

– Кариньо, сегодня вечером придет сеньор Хавьер. Доктор, ты помнишь его? – не дал договорить мне Антонио. Он будто и не слушал моего ответа, занятый тем, как сообщить мне второе известие, которое бы не обрадовало меня.

– Зачем?! Зачем, Антонио?!

– Кариньо, – начал он твердо и уверенно. – Я волнуюсь. Ты плохо спишь, боишься, много нервничаешь. Сеньор доктор даст тебе другие медикаменты, чтобы ты спала хорошо и тебе не было страшно.

– Антонио! Я не собираюсь…

– Тш-ш, Даш-ша, не сердись. Это будут витамины, я попрошу, чтобы тебе дали только витамины. Но пусть сеньор Хавьер придет.

– Ладно, – буркнула я. Но тут же вновь взбунтовала: – Антонио, но я тебя не просила звать этого Хавьера!

– Извини, кариньо, ты права. Я не должен был так делать, но я беспокоюсь. Очень-очень беспокоюсь. Ты вчера долго времени была на улице без пальто, ты могла заболеть. Пусть доктор тебя посмотрит.

– Я уже сказала, что да. Да!

– Не сердись, – ласково попросил он. – Я скоро приеду и привезу тебе подарок. Что ты хочешь?

– Не знаю. Ничего. Нет, привези что-нибудь сладкое.

– Хорошо. Я буду дома через час. Кариньо, ты очень хорошо говоришь по-испански. Ты очень-очень хорошо уже говоришь!

– Неправда, – засмеялась я, польщенная. Уроки с Любовью Федоровной все же не прошли зря. Я и правда стала гораздо свободней изъясняться. И понимала все, что муж мне говорил. Прогресс!

– Я тебя люблю, – интимно понизив голос, сказал мне по-русски Антонио и отключил вызов.

Один час до его приезда. Один час. Для того, что я задумала – мало, лучше не рисковать. Я прошлась по комнате, наматывая на палец прядь волос – вредная привычка, с которой, помнится, в детстве пыталась бороться моя бабушка, говоря, что надо избавляться от навязчивых жестов, так же как и от слов-«паразитов». Благодаря ее воспитанию, я до сих пор старалась следить за своей речью, дабы не заполнять паузы в разговоре, когда они возникали, режущими слух «э-э», «это самое», «ну, в общем» и тому подобной шелухой. Только вот избавиться от привычки наматывать на палец волосы, когда нервничаю, так и не смогла.

Да, я нервничала. Нервничала, словно обдумывала план ограбления банка. На самом деле всего лишь собиралась пробраться на третий этаж и попытаться отыскать вход в другое помещение (а я была уверена в том, что оно существует!), но не знала, когда и как это сделать. При Розе я не рискнула – боялась, что эта вездесущая дама застукает меня в тот момент, когда я буду пытаться отпереть дверь на третьем этаже. Черт, эта Роза практически живет в нашем доме, уходит уже тогда, когда возвращается с работы Антонио, за редким исключением. Но если бы это «редкое исключение» случилось сегодня, сейчас, я бы все равно не отважилась подняться на верхний этаж, опасаясь досрочного возращения мужа.

А нужно сделать это как можно быстрей, чтобы Антонио не заметил пропажу из ящика стола ключа, который я, замирая от страха (вдруг в кабинет войдет Роза) взяла и спрятала в своей комнате, в ящике с нижним бельем.

Когда же мне это сделать? Ночью. Остается только ночью, потому что на милость случая, когда счастливо совпадут отсутствия в доме Розы и моего мужа рассчитывать не приходилось. Антонио всегда засыпает быстро и спит крепко – в этом я уже удостоверилась. Остается только не заснуть самой, пробраться наверх, постараться максимально быстро и бесшумно обследовать верхнее помещение и вернуться обратно в кровать. Ключ положу на место завтра.

Антонио вернулся домой вместе с доктором Хавьером. Я зараннее приготовилась к долгому осмотру, зная уже, что эскулап излишне болтлив и его визит растянется на добрый час. Но, видимо, доктор сегодня банально спешил, и весь его визит свелся к тому, что он торопливо меня послушал – не простыла ли я, ночуя накануне на лавке в слишком легкой для прохладной ночи одежде.

– Прекрасно, красавица! – жизнерадостно объявил доктор, складывая фонендоскоп в чехол и вытаскивая из нагрудного кармана рубашки ручку. – Не вижу повода для беспокойства. Но принимай вот это для профилактики простуды. А вот это – для хорошего сна.

Он быстро что-то начеркал на листке и сунул его мужу.

– Завтра куплю, – сказал Антонио, убирая листок в портмоне. – Аптека уже закрыта.

– Будут проблемы, звоните!

Отсалютовав на прощанье и пожелав мне здоровья и сладких снов, доктор Хавьер удалился.

Ужинала я без аппетита, волнуясь перед предстоящим «выходом на дело». Честно говоря, даже стала сомневаться, стоит ли вообще рисковать и так уж ли мне хочется знать, что находится на верхнем этаже. Сейчас, в преддверии ночи, мой страх только рос, и затея в одиночку исследовать заброшенный этаж на наличие секретного помещения уже не казалась такой авантюрно-привлекательной, как днем. К тому же я боялась, что Антонио проснется и не обнаружит меня в кровати. Что я ему тогда скажу? Как жаль, что у меня нет снотворных таблеток, которые в лучших традициях детективных сюжетов можно было бы подмешать в питье мужу. Те таблетки, которые мне выписывал в первый раз доктор Хавьер, закончились. Может, подождать до завтра, когда Антонио принесет из аптеки новое снадобье, выписанное для меня? Испытаю на муже, прежде чем принимать самой. Честно говоря, пить выписанные мне таблетки или порошки (не знаю, что там будет) я не собиралась. Обойдусь.

– Кариньо, что с тобой?

Оказывается, муж, отложив вилку и озабоченно хмурясь, смотрит на меня. Ужасно, если он наблюдает за мной уже долго, не заподозрил бы чего.

– Все хорошо, – через силу улыбнулась я.

– Ты что-то сказала, – продолжал настаивать он.

Во дела! Я еще, сама не замечая, стала вслух разговаривать. Пожалуй, погорячилась насчет решения отказаться от выписанных медицинских снадобий, они мне не помешают. Надеюсь, не размышляла вслух, как бы получше усыпить мужа, чтобы потом прокрасться без помех наверх? Спасает лишь то, что Антонио не владеет в совершенстве русским языком.

– Да, сказала, что мне нравится это мясо, – невинно ответила я, отправила в рот большой кусок и принялась энергично жевать. Вот уж поистине, лучше жевать, чем говорить.

– Мясо вкусное, – согласился со мной Антонио. – Но ты будто думаешь о другом, ешь плохо.

– Думаю о Любови Федоровне. Мне без нее грустно.

– Она вернется, – с улыбкой пообещал Антонио.

– Буду ждать.

Так за ужином и не решила, отправляться ли после того, как муж уснет, исследовать дом или все же благоразумно заснуть, а завтра вернуть на место ключ и фонарик, который я тоже прихватила из кабинета Антонио. И вообще забыть о существовании третьего этажа. Думала я об этом и принимая душ. Голоса разделились почти поровну. Мне было страшно, но в то же время я понимала, что, если не узнаю, что там находится и является источником шума, никогда не избавлюсь от своего страха. Ведь пугает всегда неизвестность. Я сознавала, что поступаю неблагоразумно и просто рискую – мало ли кого я могу встретить на верхнем этаже, вдруг, там прячется бродяга, который может не пощадить меня? Но, вытирая досуха кожу большим махровым полотенцем, уже приняла решение. Иду.

Антонио, как я и ожидала, заснул быстро. Он не стал сегодня затевать любовные игры, за что я ему