монолитным построением. Но люди осатанели настолько, что уже ни о чем не думали.

Их всех спасли Робин и Итен. Эти ветераны, несмотря на охватившее всех безумство, сумели сохранить ясность ума. Сотня новиков ими была поделена на две полусотни и двигались на флангах. Копий у них, разумеется, не было, были только карабины да длинные тесаки, поэтому оружие у них было на изготовку. Едва завидев конницу орков, они, словно сговорившись, сумели остановить своих подопечных и начали интенсивный обстрел противника. Нет, остановить конницу они не сумели, но вот понаделать брешей, которые орки не успели заполнить, им удалось. В эти-то бреши и устремились дружинники.

Сшибка была страшной. Над полем разнесся один сплошной гул от ударов копий по щитам и доспехам, ржания лошадей, криков раненых и умирающих, разъяренного рева схлестнувшихся в смертельной схватке воинов.

Копье осталось в теле орка, точно вогнанное в грудь врага, проломив доспехи. Щит как-то сам собой стряхнулся с руки, а в ней оказался Стечкин, другая рука на автомате уже выхватила шашку и, продолжая движение, наотмашь рубанула следующего противника, тот не успел подставить щит – и удар пришелся по бронзовому шлему, крепкая сталь сокрушила бронзу и впилась в череп. В это время левая рука словно сама собой нашла другую цель, и прозвучал сдвоенный выстрел, орк, взмахнув руками, откинулся на круп лошади. Вот шашка вновь свободна, но непосредственно перед ним врагов нет, никто не обращает на него внимания – это зря. Он видит справа спину, и шашка описывает очередную дугу, проламывает доспех на спине и, как видно, перебивает позвоночник, так как тот безвольной куклой валится под копыта беснующихся лошадей. Вот еще спина, плевать на кодекс чести. Далеко. Ничего. Левая рука поднимается, и раздается выстрел. Есть. Орк выгнулся дугой, и дружинник добивает его колющим ударом шашки. Дальше. Вот еще спина. И этот готов. А этот нападет на него, предпринять чего-либо Андрей уже не успевает. Все. Это конец. Копье в метре от него. Сдвоенный хлопок справа. Орка отбрасывает назад, копье задирается, и его наконечник пролетает в нескольких сантиметрах от лица Андрея. Взгляд направо. Яков уже спрятал пистолет и тянет второй. Еще орк. Врешь. Не возьмешь. Стечкин выплевывает еще два куска свинца, и орк валится в пыль.

Новаку казалось, что это продолжалось вечность, но на деле едва ли прошло пять минут. Наконец он почувствовал, что накал спал, а затем орки дрогнули и повернули. Андрей бросил взгляд по сторонам: рядом только Яков, никого из охранного десятка, нет вестовых, и трубача не видно. Он нащупал рог и, поднеся его к губам, начал неистово в него дуть, трубя отбой. Он трубит раз за разом, уже отрезвевший и призывающий успокоиться остальных, выдувая из рога призыв дружинникам вернуться к нему. Постепенно ему это удается. Начавшаяся было погоня прекращается.

Он еще не знает, что весь его личный десяток полег, прикрывая его, и что та свобода маневра, которая у него была, куплена их жизнями. Он не знает и того, что, когда всадники сошлись в остервенелой рубке, остававшиеся в стороне новики ни на минуту не прекращали обстрела орков, что, по сути, и обеспечило победу дружинникам. Все это он осознает потом. А сейчас нужно было думать о другом.

– Робин! Новиков на позиции! Выстроиться в одну шеренгу и прикрывать поле боя!

– Да, милорд! Сменить приклады! Шевелись, телячья немочь! Вперед!

Аналогичные приказы с другой стороны – это разрывается Итен, боец, который никогда не хотел командовать, поставленный над мальчишками вопреки своей воле, но на деле оказавшийся великолепным командиром.

– Командирам сотен проверить личный состав, доложить о потерях! Собрать все карабины и пистолеты! Все до единого! – Только теперь он в полной мере осознал, что натворил. Если хоть один образец попадет в руки имперцев, это будет катастрофа. Ну, или что-то очень близкое к ней.

Андрей время от времени бросал тревожные взгляды на орочью армию, которая отчего-то не атаковала, разворачиваясь в боевые порядки в четырех сотнях шагов от них. Конница врага выстраивалась на флангах, но также пока не проявляла активности, хотя навались они сейчас – и людям не поздоровится. Выход был только один: понадеявшись на резвость своих лошадей, уходить, оставляя в руках врага бесценные трофеи.

Новаку тогда было неизвестно, да и в последствии он так и не узнал, что Гирдгана остановила именно остервенелая, безумная атака людей. Он даже предположить не мог, что на многотысячную армию обрушатся всего лишь три сотни дружинников. Сейчас он готовился к сражению с армией людей, не без оснований полагая, что она на подходе, и не понимая, почему те еще не появились.

Не узнать ему и того, что конницу в эту атаку по своей инициативе, спасая бегущую пехоту, повел его старый знакомый ратон Гук, который погиб еще до сшибки противников, убитый метким выстрелом одного из мальчишек.

Как ни странно, но Господь сегодня был на стороне людей. Они потеряли убитыми сто двенадцать человек, раненых, не способных самостоятельно держаться в седле, набралось пятьдесят два, остальных не считали. Но они собрали все оружие, все до единого ствола. А потом, под недоумевающими взглядами орков, спешно покинули поле боя, нахлестывая лошадей и удаляясь в сторону сожженного Лондона. Стоит ли говорить, что их никто не преследовал? Гирдган мог потребовать от своих солдат многого, но отправить их туда, где бушевала проклятая зараза, не мог даже он: слишком высок риск заполучить бунт.

«Больше никогда! Господи, никогда! Клянусь, я буду сдержан – и в первую очередь думать. Думать, твою мать, а не шашкой махать. Кто это сказал? А, плевать. Никогда больше я не отдамся ярости. Слышишь, Господи? Прости меня, Господи. Простите и вы, парни, сам не ведал, что творил».

– …Вот теперь вы знаете все.

Андрей перевел дух и внимательно посмотрел на сидящих перед ним падре Патрика и Папу Игнатия Второго. Вид у них, надо заметить, был весьма ошарашенный. Сэр Андрэ барон Кроусмарш – человек из другого мира. Из мира, который их предки покинули сотни лет назад. Из мира, который в своем развитии ушел далеко вперед. Вопросов появилось еще больше. Андрей видел это по лицам собеседников, у которых удивление быстро сменялось любопытством. Конечно, он рассказал им далеко не все. Еще чего! Они как- нибудь обойдутся без золотого прииска. Незачем им знать и о его проделках в отношении инквизиции – правда, падре знает, но не суть, Папе это точно не нужно. Хорошо, хоть удалось замять вопрос с гибелью дознавателей на территории Кроусмарша: спасибо аббату Горонфло, который все же принял новую сторону, а о том, что творилось раньше, лучше промолчать. А уж о совместных проделках с орками – так вообще лучше и самому забыть. Не сказал он ни слова и об эпидемии. Сочли это волей провидения – и ладно, ему все спокойней.

– Сын мой, ты был в Иерусалиме? – Кто бы сомневался, падре, как всегда, в своем репертуаре.

– Нет, падре. Как-то не довелось. Проехать туда нет никаких проблем, но все дело в том, что у меня никогда не было достаточно для этого средств.

– Барон, вы христианин? – Ага, кто о чем, а вшивый о бане.

– Да, ваше святейшество, и, смею надеяться, хороший. – Ни капли лжи. Да, он христианин и крещен еще в детстве, а то, что он православный, – какая разница, здесь нет ни католиков, ни протестантов, ни лютеран, ни православных, осталась только память о том, что крестоносцы освобождали гроб Господен из рук неверных магометан, – ну и славно.

– Вы должны побольше рассказать о том мире.

– А зачем, ваше святейшество? Вы живете иной жизнью, вам не понять того, что творится в том мире. – Видя, что выражение лица Папы изменилось, он поспешил поправиться: – Я неправильно выразился: скорее вы не примете того, что творится там. Глядя на тамошних христиан, вы решите, что они все продались дьяволу, Церковь погрязла в грехах, и произошло это очень давно. Я не хочу об этом говорить. Достаточно того, что я, имея возможность вернуться, не сделал этого, хотя здесь за мной начала охоту инквизиция. Там я мог жить в безопасности, но я полюбил этот мир и не хочу иной жизни.

– У тебя не осталось там ничего дорогого?

– Осталось, ваше святейшество.

– Так почему же?

– Я не уверен, что смогу вернуться той же дорогой обратно. Я же говорю, что полюбил этот мир.

– Святой Иоанн мог путешествовать между мирами и привести сюда многих.

– Я не святой Иоанн и не так праведен, как он. Я не хочу рисковать.

Они беседовали долго, и еще дольше он отвечал на нескончаемые вопросы падре по пути домой. Нет,