— Я хозяин.

— Помоги боярышне.

— Слушаюсь.

Отчего-то он подумал о том, что тут без женских дел не обойдется, а потому предпочел направить в помощь девушке многоопытную Голубу, Веселина, дочь кузнеца, могла и не управиться, молодая еще, а матери ее только успевай поворачиваться. Постояльцы торопятся, потому и обслужить надо быстро, тут же готовых блюд нет, готовят только по мере возникновения надобности. Имеются конечно холодное отварное мясо, колбасы, копчености, солонина, сыр, а если горячее, то это только ждать. Но тут похоже обойдется холодными закусками.

Видя, что его персонал разрывается на части, припахали даже Ждана, отец с расковавшимся конем сам управляется, Виктор направился в ледник, откуда вернулся с запотевшим кувшином пива. Благо хоть не прошло и года как здесь хозяина не стало, лед все еще был в силе и служил новым хозяевам, будь иначе намаялись бы. Поставив пиво перед воеводой, севшим в одиночку в дальнем углу, он уже хотел удалиться, чтобы так же включиться в процесс обслуживания, но его окликнул Световид.

— Ты людишек моих горячим бы по потчевал.

— Дак нет ничего готового, батюшка воевода, а вы по всему видать спешите. Богдан с конем быстро управится, глазом моргнуть не успеете.

— Ничего, яйца с салом твоя повариха пожарить поспеет. Как приказ отдашь вернись, слово к тебе есть.

Вроде и кинул его воеводушка, а вот нравился он Виктору, спасу нет. Настоящий Хозяин, именно так, с большой буквы. Есть возможность о людях проявить заботу, хотя и холопы они ему, он и проявляет. Пожелал скомороха пригласить выступить у себя на дому, устроил развлечение не только семейству, но и всей дворне, да еще постарался устроить так, чтобы присутствовали те, кто не видел в прошлый раз. Но вот просьба вернуться и выслушать его слово, отчего-то не понравилась вовсе. Это какой это может быть вопрос и у воеводы к хозяину придорожного постоялого двора?

Ну, коли уж не погнушался Световид сидеть за одним столом со скоморохом, то чему удивляться, если он посадил напротив себя хозяина подворья, этот по положению на три, а то и четыре головы выше будет. Но вот невсместно это, там-то было свое подворье и свои люди, а тут уж и посторонние глаза. Однако как не удивился, Виктор предпочел делать это молча, состроив морду кирпичом. Местному, скорее всего, было бы куда сложнее преодолеть свою робость, но он был представителем совершенно иного общества, поэтому перенес произошедшее без внутренней паники. Но вот сказать, что ждал добра от подобной чести не мог. Не прост Смолин старший, ох не прост.

— Гадаешь, отчего за стол к себе посадил?

— Дак, в прошлый раз, когда вот так вот сиживали, я всю свою мошну порастряс, воевода батюшка.

— Хм. Остер ты на язык. Но разве напрасно растряс? Ить теперь свой угол, заработок не в пример больше, чем когда на торжке скоморошил. Был ты перекати полем бесприютным, а сегодня уважаемый человек на всю округу. Не боярин, не купец, но и не ремесленник и не смерд.

— То так, и судьбу клясть у меня и в мыслях не было. За совет добрый благодарствую.

Про то, что догадался о поддержке боярина при покупке холопов и усадьбы, Виктор все же решил не упоминать. Не к чему оно. Не стоит давать понять человеку, что о том чем обязан полностью в курсе, коли сам напомнит, то дело другое, а коли гордость не позволяет о том даже намекнуть, то тут уж Волков ни причем. Вот не ведает и все тут.

— Но думается мне, не за тем ты посадил меня за свой стол, батюшка воевода, чтобы об этом речи вести, — все же натура человека из другого общества взяла верх и он не удержавшись задал вопрос стремясь перейти к сути, уж больно любопытно было.

— Не затем. Ишь что деется-то. Золото барона Берзиньша добралось до Градимира и в крепости, — при этих словах, Виктор совершенно искренне расстроился, что не говори, но живой боярич, помнящий об услуге был куда как предпочтительнее мертвого. Но если быть до конца честным, скребанула его обида, что вот он старался, жизнью рисковал, спас человека, а все зря.

— Царствие ему небесное, — искренне перекрестившись, севшим голосом произнес Волков.

— Типун те на язык, — тут же вскинулся как наскипидаренный Смолин и не было в его взгляде гнева, а только страх и беспокойство. И что все это значит?

— Так жив, сын-то? — Это уже с облегчением.

— Жив. А ты с чего взял, что преставился? Прости Отец небесный, речи мои неразумные.

— Дак, батюшка воевода, сам же сказывал, что золото баронское…

— Я и без тебя ведаю, что сказывал. Отравить его хотели, да Бог миловал, вовремя спохватились, на счастье бабка травница в крепости оказалась помощь оказала. Вот только как оно сейчас, не ведаю. Я тебя за чем позвал. Градимир выкарабкается, коли не так, то бабка поостереглась бы надежду вселять, прикрылась бы волей Отца нашего. Да только аспид этот не успокоится и еще что измыслит. Конца тому не будет, покуда стрик в могилу не сляжет, сыновей у него не осталось, а потому все достанется родне его дальней, что ждет не дождется когда наследство в руки упадет. Стало быть и мстить никто не станет. Понимаешь к чему я?

— Нет, батюшка воевода, — напустив на себя самое глупое и наивное выражение морды лица проговорил Виктор. Не-э-э, в киллеры он не нанимался. Пошло оно все.

— Коли порешишь барона, получишь двести рублей серебром. Сможешь начать то, что хотел, да денег не достало. Что для дела понадобится сказывай, помогу, да только чтобы к первому вересеню*, барона того на этом свете не было.