чтобы запустить психическое, разумное переживание (как итог сенсорных воздействий) нужно сознательное, целенаправленное, воспитующее воздействие извне. Нужно формирование первичного, простого надсознательного, контакта воспитателя и воспитуемого в процессе деятельности, активности. То есть, надсознательное есть запускатель, стартер для формирования психики. В этом и есть смысл Загорского эксперимента.
Налимов: наедине с вечностью
Василий Васильевич Налимов, наверное, был самой удивительной и загадочной личностью в русской гуманитарной науке.
Сын известного этнографа коми-народа, зырянин по происхождению (финно-угр), Василий Васильевич испытал сильное влияние родителя. Он, как рассказывал Налимов, был не только этнографом, но и носителем магической силы. Он обладал знаниями коми-пермяцких шаманов.
И вот потомок шаманов в середине 1930-х годов, будучи успешным студентом, вступает в Орден Восточных Тамплиеров. Как раз в тот момент, когда эта парамасонская организация была обезглавлена, а ее предводители давали показания на Лубянке. И Налимов хорошо знал, на что шел, потому что долго общался с главой того ордена Аполлоном Карелиным, прошедшим посвящение во Франции.
Налимов получил семь лет лагерей и еще одиннадцать – ссылки. Еще двенадцать лет пришлось работать в самой глуши, на металлургическом заводе. Тридцать лет, вычеркнутых из науки, проведенных в забвении и неустроенности. Ради чего? Налимов был убежденным антисталинистом, мистическим анархистом, да вдобавок ко всему принял католичество. Казалось, нет человека, более далекого от идей и убеждений авторов этой книги, чем Василий Налимов. Но все же не ведаем мы в русской гуманитарной традиции того, кто столько бы сделал же для открытия дорог в Нейромир.
Его работы больше издавались за рубежом, чем на Родине. Ладно бы в Советском Союзе, с коим у гения были свои счеты, но и в нынешней России, где издано все, что только можно было издать. Вышли книги всех сколь-нибудь заметных философов и психологов, лингвистов и психологов – но только не Налимова. Его «Вероятностная модель языка» увидела свет в 1991-м, и с тех пор не перепечатывалась. То же самое – и с уникальной книгой «Спонтанное сознание», и с «Устремленностью в другие смыслы». Какая-то мистика продолжалась и после смерти Налимова. В 2002-м в издательском доме «Водолей» вышли его работы «Искушение Святой Руси» и «На грани тысячелетий», которые ранее никогда не видели света. Издатели обещали, что это будет первый том его собрания сочинений. Но оно так и не появилось! Мы обратились к великому и всеобъемлющему Интернету. Вы можете включить все поисковые системы – но не найдете ни одного электронного текста основных книг Налимова. Даже «Спонтанное сознание» недоступна для подавляющей части пользователей.
Во всем этом есть какое то проклятие, злой рок. Будто кто-то сознательно вымарывает из русского культурного достояния все следы гениального философа, способного дать ответы на самые важные вопросы и подсказать пути решения самых проклятых проблем. Налимов нужен сегодня Третьему проекту, как никакой другой мыслитель. Сверхновая Россия без него не состоится. Что ж, попытаемся дать выжимку из важнейших положений Налимова.
«…Смысл, как мне представляется, существует изначально, как существуют фундаментальные физические константы. Существуют, не будучи созданными.
Природа смыслов может быть схвачена только в их динамике, только через проявление их в бытии, содержащем сознание. Динамическое раскрытие природы смысла может быть достигнуто только через одновременный анализ семантической триады: смысл, текст и язык. Любой элемент этой триады может быть определен через два других. Здесь мы обращаемся к так называемому циклическому определению. Скажем:
Смыслы – это то, из чего создаются тексты с помощью языка.
Тексты – это то, что создано из смыслов с помощью языка.
Язык – это средство, с помощью которого из смыслов порождаются тексты.
Триада становится синонимом сознания.
Тексты в моем понимании – это структуры, организуемые вероятностным движущим смыслом. Взвешивание – это придание элементарным смыслам вероятностной меры.
Вероятностное взвешивание – это антиаристотелева логика. Она позволяет оперировать размытыми смыслами, раскрывающимися на глубинных уровнях сознания. Это – логика творческого процесса. Аристотелева логика вторична. Она редуцирует смысловой континуум к дискретам – словам, за которыми скрыто множество смыслов. Желая серьезно понять дискретно написанные тексты, мы обращаемся к скрытой размытости. Понимание становится личностным. Более того, оно всегда ситуационно.
Моей задачей является попытка понять роль смыслов во Вселенной. А если быть скромнее – то хотя бы оценить роль смыслов в существовании человека.
Будем считать, что весь воспринимаемый нами эволюционирующий мир можно рассматривать как множество текстов. Наша культура держится на текстах. Сам человек, его ego – это текст. Когда мы, например, говорим о биосфере, то текстами становятся отдельные особи, виды и другие составляющие биосферы. В неживой сфере пейзаж – это тоже текст.
Тексты характеризуются дискретной (семиотической) и континуальной (семантической) составляющей.
Семантика определяется вероятностно задаваемой структурой смыслов. Смыслы – это то, что делает знаковую систему текстом…»
То есть, читатель, Налимов смело заявил: смыслы – это то, что существует в мире помимо человека. Смыслы – нечто постоянное, такое же, как скорость света, величина земного тяготения или ускорение свободно падающего тела. И смыслы, обитающие в неведомом мире, создают наш мир и самого человека, раскрываясь в текстах.
«Смыслы мира спрессованы так, как спрессованы числа на действительной оси. Спрессованность смыслов – это нераспакованный (непроявленный) мир: семантический вакуум. Распаковывание (проявление текстов) осуществляется вероятностным взвешиванием… Соответственно, семантика каждого конкретного текста задается функцией распределения…»
Как считал Налимов, тексты – многомерное пространство, где смыслы заданы избирательно, а потому нам не дано знать все. Но ведь и сама личность, наше «Я» – тоже текст. Поэтому модель личности вероятностна. Наше «Я» не есть что-то стабильное и неизменное, а процесс, потому что система наших представлений о ценностях непрестанно меняется, особенно в острых жизненных ситуациях. Наше «я»
