с небес и каменные воины?
Капитан неопределенно пожал плечами:
— Не знаю. Может, это всего лишь индейская сказка. Несомненно только одно — воины инков победили и гнали мятежников до их земли. Там женщины с детьми на руках стали умолять Вира-кочу помиловать неразумных мужей.
— И он простил их? — возмущенно, предугадывая положительный ответ, спросил Педро.
— Вира-коча был не только смелым, но и великодушным воином. Он простил проигравших.
— Во дает! — изумился мальчик. — А вот я бы на его месте…
Гарсиласо продолжил рассказ:
— Из селений чанков наследник отправился прямиком в столицу. Весть о великой победе распространилась по всей империи, и, когда Вира-коча прибыл в Куско, его встречали как славного героя. А он шел пешком и выглядел, скорее, простым солдатом, а не наследным принцем. Старые инки вышли из своих домов, чтобы приветствовать его как сына Солнца — то есть Вира-коче воздавали царские почести. Его мать царица Чикйа, а вслед за ней высокородные женщины инков шли ему навстречу. Все они пели хвалебные гимны в честь победителя. Одни из них обнимали принца, другие кидали цветы и пахучие травы, третьи, подбегая, вытирали пот с его лица. Так Вира-коча добрался до храма Солнца. Там он поклонился мумиям предков и только после этого отправился к отцу, который все еще находился в селении Муйна.
Инка Йавар Ванак принял сына холодно. Он завидовал героической победе сына. При людях отец с сыном обменялись лишь словами приветствия, а оставшись одни, долго беседовали. Никто не слышал их разговора. Потом Вира-коча вышел и объявил, что отец его останется жить в селении Муйна, где для него вскоре построят новый дворец. Ему дается право, как и прежде, носить красную налобную повязку Верховного Инки, но править государством отныне будет его сын — Инка Вира-коча. Последнее известие все встретили с ликованием. В подтверждение сказанного принц снял с головы желтую повязку наследника и повязал такую же, как у его отца — красную, символизирующую высшую власть в империи. Вернувшись в Куско, новый царь велел начать строительство храма новому богу — тому небесному Вира-коче, который явился принцу и предупредил об опасности, а затем помог в решающий момент битвы с чанками. В храме возвели статую нового божества и изобразили его таким, каким увидел его царь: в длинных одеждах, с бородой и с невиданным зверем на поводке. Помолчав, Гарсиласо повел свой рассказ дальше:
— Когда первые испанцы появились в Перу, индейцы стали называть их «вира-кочами» — потому что они были как две капли воды похожи на изображение бога в храме. У них были такие же длинные бороды и одежды, закрывающие все тело. Сами же конкистадоры, когда вошли в этот храм, то признали в индейском боге святого Варфоломея, которого обычно изображают с львом на поводке. Впрочем, это не помешало им разрушить и сам храм, и статую Вира-кочи.
— Но это же был языческий храм! — запротестовал Санчо.
— Скажу вам еще вот что, — понизив голос, ответил Гарсиласо. — Индейцы знали Бога-отца и Сатану, которого всегда упоминали с отвращением и плевали себе под ноги.
— Так, может, они знали Иисуса Христа и Богоматерь? — не сдавался Санчо.
— Нет, эти имена им были не знакомы, зато в тайном месте они хранили, как величайшую ценность, каменное изваяние креста. Впрочем, это отдельная большая тема, а пока закончим рассказ о Вира-коче. Он создал еще одно грандиозное творение — гигантскую картину на склоне горы, где изобразил двух гордых птиц — кондоров. Одна из них была со сложенными крыльями и опущенной головой. Другая же — с расправленными в полете крыльями и с хищно раскрытым клювом. Первая птица символически изображала Йавара — Инку-отца, который был готов покориться врагам. Во втором кондоре многие видели самого Вира- кочу, спешащего навстречу врагам-чанкам. Многие годы эта картина сохранялась в целости, и я сам видел ее и поражался ее красоте. Позже, когда из Перу в Испанию приехал один знакомый священник, он рассказал, что из-за отсутствия заботы об этом творении оно почти исчезло, размываемое частыми в тех краях дождями.
— Как жалко, — тихо сказала Мария.
— Мне довелось также увидеть мумию великого воина Инки Вира-кочи, — гордо заявил Гарсиласо.
— Где, в храме Солнца? — спросил Педро.
— Нет, солдаты Франсиско Писарро разграбили и уничтожили храм, а мумии Инков поделили между собой, чтобы показывать их, как диковинки.
— Вот дураки, — прошептал Педро и оглянулся, проверяя, не услышал ли кто, как он ругает своего недавнего кумира, Писарро.
— Скорее всего, Вира-коча прожил очень долгую жизнь и умер в глубокой старости. Лицо мумии было испещрено морщинами, а ее голова — покрыта сединой. Вот, пожалуй, и все, что я могу вам рассказать об этом человеке.
— Большое спасибо, дон Гарсиласо, — поблагодарила за всех Мария. — Но только в следующий раз вы не могли бы рассказать нам о чем-нибудь таком… — тут она засмущалась и самодельным веером прикрыла густо покрасневшие щеки.
— О любви? — догадался капитан. — Обязательно расскажу все, что мне об этом известно. А сейчас отправляйтесь-ка спать.
«Чему я учу этих испанских детей? — спросил себя Гарсиласо. — Они хотят быть не конкистадорами, а индейцами, которых уничтожали их отцы и деды! А может, все правильно, и дети поймут, какое преступление совершили их предки?»
«УШЛА ГОЛУБКА, УШЛА РОДНАЯ…»
— Сегодня я расскажу вам о прекрасных женщинах инков, — начал было капитан, но остановился, услышав бурчание Педро: «Ну вот, тоска зеленая. Всякие там цветочки, поцелуйчики и прочая дребедень…» Говорил мальчишка вроде бы тихо, но так, чтобы его услышали все, особенно Мария. Глаза Гарсиласо блеснули озорством, и он прочитал длинное стихотворение на языке индейцев-кечуа — самом распространенном наречии в империи Инков.
— А? Что? — встрепенулся Педро. — Что вы сказали? Я ничего не понял.
— То-то же! — улыбнулся Гарсиласо. — А теперь я переведу это на испанский…
