– Прекрати молоть чепуху! – оборвал его Вальдраку. – Уж не думает ли он, будто я не знаю, что его сумасшествие просто комедия! Мой кузен, Драконий князь, весьма желает знать, почему в последнем грузе, который мы отправили в Дунарк, недостает двух дюжин мечей… И это желаю знать и я. Дина, погляди на него.

Я попыталась проглотить комок, застрявший в горле. Головная боль снова началась в тот самый миг, когда я заслышала шаги Вальдраку. Теперь же удушье сдавило мне горло, судорога – живот, а во рту появился отвратительный вкус. Мне хотелось сказать, что я не могу, но он все равно не поверит.

– Глянь на меня! – сказал я бродяге.

Его взгляд на краткий миг встретился с моим. Один его глаз так распух, что он едва мог им видеть.

Я от всего сердца ненавидела Сандора и Вальдраку! Почему они так изувечили несчастного? Никакой он не лазутчик, я была в этом уверена! Что он знал об исчезнувших мечах?

– Злобные ведьмы, и троллево отродье, и дурной глаз будут служить тем, у кого злата и серебра куры не клюют… Нищие мерзнут, когда обнажены, но однажды все мы станем костями и прахом…

Я не знала, придумал ли он все это или же где-то услышал всю эту чепуху и выучил наизусть, но, когда его карие глаза заглянули в мои, мне вдруг почудилось, что это он – Пробуждающий Совесть, а вовсе не я.

– Никакая я не ведьма! – прошептала я. – Я себе не хозяйка!

– Что это с тобой, девчонка? – прошипел, схватив меня за руку, Вальдраку. Схватил так, что пальцы его вдавились в мою руку до самых костей. – У меня нет времени на такую ерунду! Смотри заставь этого негодяя сказать правду, иначе тому мальчонке придется туго. – Указательным пальцем он ткнул в сторону соседнего отсека, где лежал Та-вис.

В висках у меня стучало, а дурнота заворочалась во мне, словно дикое животное. Что на этот раз сделает Вальдраку, если меня снова вырвет на его роскошную бархатную куртку?

– Глянь на меня! – повторила я уже резче. Голова так болела, что я почти ничего не видела, но я слышала, как хриплое дыхание бродяги становится частым и тяжелым, я знала, что теперь я захватила его и взглядом, и голосом.

– Спроси его, что он здесь делает? – велел Вальдраку чуточку спокойнее после того, как его «редкая птичка» снова оказалась послушной. – Почему он рыскал здесь наверху возле оружейной?

– Хладное железо и сверкающий меч – спроси дитя-сироту: какова цена их и его плеч? Сколько стоят железо, меч и плечи юнца – это пожар и кровь, – спроси мертвеца: может он прикупить их вновь? – прогнусавил бродяга.

Еще один дурацкий стишок. Но когда он произнес слово «меч», меж нами что-то произошло. Я увидела его руку, держащую меч, я увидела его недруга. Мечи, встретившись, запели.

– Жизнь нищего тяжела! Подай ему милостыню – и ты накормишь его досыта. Коли оставишь все себе самому – нищий с голоду помрет иль угодит в тюрьму!

Меча в его руке больше не было. Она была вытянута вперед – открытая, пустая, молящая. Но меч все же был. Этот бродяга некогда держал в руке меч и знал, как с ним управляться. Он пытался скрыть свою истинную историю за болтовней, но Вальдраку был прав: этот человек был совсем не прост, тут и не пахло жалким, наполовину спятившим бродягой.

– Скажи мне, – начала было я, но он перебил меня.

– Нет, – очень тихо, очень спокойно произнес он. – Прекрати это! То, что ты делаешь, неправедно, и тебе по силам прекратить это…

Его слова ударили меня также жестоко, как если бы их выговорила моя мать. «То, что ты делаешь, – неправедно!» Но если б я этого не делала…

Голова пошла кругом. Что-то лопнуло в моей душе, подобно струне лютни, когда слишком сильно ее натягиваешь. Миг – и я уже стою на коленях и не могу подняться, безразличная ко всему, как ни трясет меня Сандор…

– Мне худо, – выдавила я. – Не могу. Что-то разбилось на куски, я почувствовала это явственно… Я не могла делать то, что он просил меня, и даже самую малость не могла, точь-в- точь как калека не может ходить на сломанной ноге. От мысли о собственной беспомощности кружилась голова так, что в глазах чернело…. Меня снова вырвало.

Вальдраку отпрянул в сторону и выругался с отвращением в голосе.

– Дитя! – произнес он точь-в-точь так же брезгливо, как другие говорят: «Тараканы!»

– Она, видно, и вправду захворала, – осторожно сказал Сандор. – Даже девчонки не станут блевать зря.

– Пожалуй, – холодно согласился Вальдраку. – Пожалуй, не станут! Пусть отдыхает. Мы снова попробуем завтра. И найди Антона, я пущу в ход тот амулет, что она носила на шее.

– Ох! Это будет трудновато!.. – взволнованно ответил Сандор.

– Что это значит?

– Антона-то я приведу запросто, но украшение он, стало быть, продал.

– Продал? – Голос Вальдраку прозвучал уже так холодно, что показалось, будто уши мне заложило инеем, а Сандор, ясное дело, пожалел, что открыл рот. – Кому продал?

– Какой-то тетке из Соларка, которой оно показалось красивым. Слыхал, будто она отдала ему за него две марки меди.

– Вели Антону отыскать эту тетку! Ежели он, самое позднее, через три дня не вернется обратно с украшением, лучше ему держаться подальше… А не то ему придется объяснять Драконьему князю, почему я не могу послать кузену украшение, о котором он меня просил.

«Не видать мне никогда мой Знак Пробуждающей Совесть», – подумала я, почувствовав себя еще несчастнее. Но было тут и нечто утешительное: Вальдраку мой амулет тоже не получить.

Пороховая Гузка явился посреди ночи и забарабанил в нашу дверь.

– Где Каллан? – спросил он, когда я, еще не совсем проснувшись, отворил дверь.

– Думаю, что скорее всего внизу, у Мауди, – ответил я. – Почему ты спрашиваешь и с чего ты взял, что он здесь?

– Вчера видели, как он возвращался домой вместе с твоей матерью, – ответил Пороховая Гузка, отдуваясь. – Возвращались они поздно! А так как дома его не было, мы и подумали, что он здесь! Матушка навещала человека, который рубанул себе ногу топором. Она впервые не ночевала дома с тех пор, как ее ранили, и, даже если это была лишь небольшая прогулка, Каллан бывал непреклонен: она никуда не ездила без него.

– У нас не так много места, – сказал я. – Место есть у Мауди. Но зачем он тебе?

– Кто-то напал на Эвина и угнал его овец, – ответил Пороховая Гузка. – Если мы поспешим, может, еще схватим их!

Он был уже в седле и поворачивал назад свою щетинистую высокогорскую лошаденку.

– Увидимся!

– Погоди! – сказал я. – Я с тобой! Пороховая Гузка уставился на меня тем самым взглядом, вопрошающим: «Можно ли ныне положиться на жителя Низовья?» Затем кивнул.

– Ладно! – согласился он. – Но поспешай! Встретимся у Каменного круга! Я поскачу вниз и разбужу Каллана.

За моей спиной тут же вынырнула не совсем проснувшаяся Роза: на плечи ее была накинута старая коричневая шаль, подаренная Мауди, а светлые волосы – в диком беспорядке.

– Ты куда? – как-то смутно спросила она.

– Я с Пороховой Гузкой и Калланом. Угнали овец!

– Ты ничего не скажешь матери?