хорошенько выспаться. Я бы советовал вам пропустить на ночь стаканчик – какой-нибудь из особых коктейлей, которые стоят наготове в вашем мини-баре. Они просто великолепны. Но, возможно, вы предпочтете, чтобы вам принесли горячий напиток. Можете также послушать по радио успокаивающую музыку. В эти часы в Стокгольме работает станция: они передают допоздна – за полночь – спокойную джазовую музыку, очень умиротворяет, я сам часто слушаю, когда надо расслабиться. Но если вам необходимо расслабиться по-настоящему, могу ли я предложить вам немного пройтись и посмотреть кино? Многие из наших постояльцев как раз сейчас там.

Последние слова служащего – о кино – вывели меня из сонного оцепенения. Выпрямившись, я спросил:

– Простите, что вы сказали? Многие из ваших постояльцев пошли в кино?

– Да, кинотеатр как раз за углом. Есть ночной сеанс. Многие постояльцы считают, что фильм помогает им хорошо расслабиться в конце тяжелого дня. Вместо коктейля или горячего напитка всегда можно посмотреть фильм.

Под рукой у служащего зазвонил телефон; извинившись, он снял трубку. Я заметил, как он, слушая, несколько раз смущенно взглядывал на меня. Потом, со словами «Он как раз здесь, мадам», протянул мне трубку.

– Алло! – отозвался я.

После короткого молчания послышался голос:

– Это я.

Не сразу до меня дошло, что это Софи. Но мгновенно мной овладел сильнейший гнев – и только присутствие Бориса заставило меня удержаться от яростных выкриков. В итоге я весьма сухо произнес:

– Ах, вот как. Это ты.

– Я звоню из автомата, – после новой паузы продолжала Софи. – Я здесь, на улице. Я видела тебя с Борисом у входа. Возможно, к лучшему, что он меня сейчас не видит. Ему давно пора спать. Постарайся, чтобы он не понял, что ты разговариваешь со мной.

Я взглянул на Бориса: прислонившись ко мне, он дремал стоя.

– Что, собственно, ты вытворяешь? – спросил я в трубку.

Донесся тяжелый вздох.

– Ты имеешь полное право сердиться, – услышал я. – Я… я не знаю, что случилось. Вижу только, как все это глупо с моей стороны…

– Послушай, – прервал я Софи из опасения, что не сумею долго сдерживать свой гнев, – где именно ты находишься?

– На другой стороне улицы. Под аркой, перед антикварными лавками.

– Я сейчас буду. Оставайся на месте.

Я вернул трубку служащему и с облегчением убедился, что Борис во время разговора не просыпался. Так или иначе, но в этот момент двери лифта распахнулись и Густав ступил на ковер.

Его униформа в самом деле выглядела безукоризненно. Редкие седые волосы были увлажнены и приглажены. Отеки вокруг глаз и некоторая скованность походки служили единственными указаниями на то, что еще несколько минут назад он крепко спал.

– Добрый вечер, сэр, – сказал он, приблизившись.

– Добрый вечер.

– Вы привели Бориса с собой. Большая любезность с вашей стороны взять на себя такие хлопоты. – Густав шагнул еще ближе к нам, оглядывая внука с мягкой улыбкой. – Господи Боже, сэр, посмотрите-ка на него. Спит как сурок.

– Да, он очень устал, – подтвердил я.

– Он, когда вот так спит, выглядит совсем маленьким. – Носильщик вновь окинул Бориса нежным взором, потом обратился ко мне: – Хотелось бы знать, сэр, удалось ли вам поговорить с Софи. Я целый день раздумывал о том, как бы вам с ней поладить.

– Что ж, я поговорил с ней.

– Ага. И удалось вам что-нибудь уловить?

– Уловить?

– Что именно ее заботит?

– А-а. Хотя она и сказала кое-что довольно ясно… если быть откровенным, как я уже вам говорил, для стороннего человека вроде меня очень трудно во всем этом разобраться. Разумеется, какие-то смутные представления о ее тревогах у меня зародились, однако сейчас я еще определенней считаю, что будет лучше всего, если вы сами с ней поговорите.

– Но видите ли, сэр, как я вам объяснял ранее…

– Да-да, вы с Софи прямо друг с другом не разговариваете, я помню, – нетерпеливо перебил я. – Тем не менее несомненно, если для вас это так важно…

– Для меня это крайне важно. О да, сэр, крайне. Это все ради Бориса. Если мы вскоре не доберемся до самой сути, ему предстоят серьезные переживания, я знаю. Уже есть отчетливые признаки. Вам нужно только взглянуть на него, как он сейчас выглядит, и вы увидите, что на самом деле он еще очень мал. Мы должны позаботиться, чтобы он подольше пожил бы без тревог, вам так не кажется, сэр? По правде говоря, называть этот вопрос важным значит ничего не сказать. Недавно я вроде бы перестал об этом волноваться день и ночь. Но вот видите… – Густав замолчал и устремил невидящий взгляд в пол перед собой. Потом покачал головой и вздохнул: – По-вашему, я должен поговорить с Софи сам. Это не так-то просто, сэр. Вам нужно вникнуть в предысторию всего этого. Видите ли, мы… между нами вот уже много лет существует один безмолвный уговор. Когда она была совсем маленькой, дела обстояли, конечно, иначе. До того, как ей исполнилось восемь или девять, – о, мы с Софи разговаривали беспрерывно. Я рассказывал ей разные истории, мы подолгу бродили по Старому Городу, рука об руку, вдвоем, и говорили, говорили без умолку. Поймите меня правильно, сэр: тогда я нежно любил Софи и так же люблю ее и по сей день. О да, сэр. Мы были очень близки с ней, когда она была маленькой. А вот этот взаимный уговор возник, только когда ей исполнилось восемь лет. Да, тогда ей было восемь. Между прочим, сэр, этот наш уговор я с самого начала не относил к долговременным. Помнится, мне казалось: его хватит всего лишь на несколько дней. На большее, сэр, я и не рассчитывал. Первый день у меня был выходной – и я собирался соорудить для жены полку на кухне. Софи от меня не отставала: спрашивала то одно, то другое, вызывалась что-нибудь принести, рвалась мне помочь. Я же хранил молчание – полное молчание, сэр. Софи очень скоро растерялась и, конечно, расстроилась – я это сразу заметил. Но решение я принял твердое и должен был оставаться непреклонным. Для меня, сэр, это было не так-то просто. О Господи, это было даже совсем непросто: я любил мою маленькую девочку больше всего на свете, но я велел себе не уступать. Трех дней, сказал я себе, трех дней будет вполне достаточно: три дня – и этому придет конец. Всего лишь три дня – и я смогу, придя с работы, снова подхватить ее на руки, крепко прижать к себе, и мы тогда все друг другу расскажем. Наверстаем, иными словами. В то время я работал в отеле «Альба» – и к концу третьего дня, как вы можете себе представить, с нетерпением дожидался конца смены, чтобы скорее попасть домой и увидеть мою маленькую Софи. Вы поймете мое разочарование, когда, оказавшись дома, я узнал, что Софи отказалась выйти меня встретить. Более того, сэр: когда я вошел к ней, она намеренно от меня отвернулась и без единого слова вышла из комнаты. Можете себе вообразить мое огорчение. Наверное, я даже рассердился: ведь день у меня выдался такой трудный – и мне так сильно хотелось ее увидеть. И я тогда решил: что ж, если ей угодно так поступать, пусть посмотрит, к чему это ведет. Я поужинал вдвоем с женой и отправился спать, не обмолвившись с Софи ни словом. Полагаю, с того дня все и пошло. Дни летели и незаметно это превратилось в норму. Поймите меня правильно, сэр, мы вовсе не ссорились: довольно скоро мы уже не чувствовали никакой вражды. Тогда, собственно, было то же самое, что и сейчас. Мы с Софи продолжали заботиться друг о друге. Просто воздерживались от разговоров. Признаюсь, сэр, я в ту пору не мог представить, что это затянется так надолго. Наверное, я всегда предполагал, что в какой-нибудь подходящий момент – допустим, в день ее рождения – мы все это отбросим в сторону и вернем былое. Но вот миновал день ее рождения, потом и Рождество, сэр, а у нас все осталось по-прежнему. Когда Софи исполнилось одиннадцать, случилось одно небольшое, но печальное происшествие. У Софи был тогда беленький хомячок. Она назвала его Ульрих и очень к нему привязалась.

Вы читаете Безутешные
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату