– Пожалуйста... Пожалуйста, можно мне сказать ЕМУ хоть пару слов? Я знаю, нельзя нарушать ЕГО покой, но мне нужно... Очень нужно! Пожалуйста...
– Хорошо, будь по-твоему, – мягко отвечает он. – Ты можешь позвать ЕГО.
Но каким именем? – вдруг встаёт вопрос. Альбиной как будто уже не годится. Мальчик улыбается:
– Тем именем, на которое ОН точно откликнется, независимо от того, мужчина ОН или женщина.
Мудрый мальчик, столько печальной мудрости в его недетских глазах! И я зову:
– Утёнок...
ОН замедляет шаг и оглядывается. О, невозможно описать, что я испытываю, встретившись с ЕГО взглядом! ОН поворачивается ко мне и, не сводя с меня глаз, больших, странных и страшных, выходит из людского потока, а я уже бегу ЕМУ навстречу.
Я глажу ЕГО лицо, и незнакомое, и знакомое одновременно, смеюсь и плачу, а ОН, заглядывая мне в глаза, спрашивает тихо, робко и недоуменно:
– Настя?.. Настенька, ты?.. Ты – здесь?..
– Я, мой утёночек, я, – шепчу я, улыбаясь сквозь слёзы и гладя ЕГО тёмный ёжик. – Я здесь, я с тобой. Я люблю тебя.
ОН, всё так же напряжённо всматриваясь мне в глаза, горестно спрашивает:
– Настя, когда?.. Почему?
Я понимаю смысл ЕГО вопроса: ОН хочет знать, когда и почему я умерла.
– Я жива, утёночек, – отвечаю я. – Я прогнала Якушева. Я отправила его в пекло!
ОН улыбается.
– Так это ТЫ сделала?..
Я прикладываю палец к ЕГО губам.
– Не стоит об этом трубить, утёнок. Я только хотела сказать... Я хотела сказать, как сильно я тебя люблю!
Я помню, что нельзя плакать, но удержаться не могу. ЕГО пальцы вытирают мне слёзы, а губы шевелятся рядом с моими:
– Любимая. Настя.
ЕГО поцелуй лёгок, как прикосновение ветерка. Я тянусь к НЕМУ губами, и ОН целует меня снова, и ещё раз, и ещё. Поцеловав меня в последний раз, ОН заглядывает мне в глаза с грустной нежностью.
– Тебе нужно туда? – Я показываю взглядом в сторону долины, куда все уходят.
ОН с грустной улыбкой кивает.
– А тебе со мной нельзя.
Я оборачиваюсь: мальчик в подтверждение ЕГО слов качает головой. ЕГО рука, лёгкая, будто сотканная из воздуха, гладит меня по волосам.
– Не грусти... Я всегда буду с тобой. И ты со мной.
Я слышу голос мальчика:
– Анастасия!
Я понимаю: нужно отпустить ЕГО и отойти, но я не могу. Мне кажется, если я ЕГО отпущу, моё сердце уйдёт с НИМ. Мальчик снова зовёт меня мягко и ласково:
– Анастасия...
ЕГО рука выскальзывает из моей, ОН отдаляется от меня. ОН снова присоединяется к идущим, а я смотрю ЕМУ вслед. ОН оборачивается, и я стараюсь улыбаться, а ОН улыбается мне в ответ, но уходит. ОН уходит всё дальше и дальше, растворяется в веренице идущих, вот ЕГО уже не видно, а я всё смотрю...
Маленькая мягкая рука берёт меня за пальцы, и я повинуюсь ей, отхожу от тропы на прежнее место.
И вот, я спрашиваю:
– Что же дальше? Я сделала то, что мне было предначертано сделать, моя миссия завершена. Может быть, мне всё-таки можно в Город, с ними? С папой, мамой и с НИМ?
Мальчик улыбается.
– Да, ты выполнила свою задачу, но это не исключает продолжения жизни. Твой путь ещё не пройден.
– Но какой смысл? Без НЕГО мне нет смысла оставаться.
Мальчик качает головой.
– Смысл есть всегда. Смысл – в самой жизни. Ты должна ещё многое познать, многому научиться. Кроме того, кое-кто ещё нуждается в тебе.
– Кто? – невесело усмехаюсь я. – Кому я могу быть ещё нужна?
Вместо ответа мальчик улыбается и оборачивается назад. Там, в траве, ни на кого не глядя и улыбаясь каким-то своим мыслям, маленькая девочка рвёт полевые цветы, собирая букет. Я смотрю на неё и узнаю! Узнаю в её глазах ЕГО, только что ушедшего в Долину. Это ОН, ЕГО улыбка, ЕГО нежность – неизменная, вся до капли сохранённая и предназначенная мне. Мальчик говорит:
– Красивый она собрала букет для своей мамы.
Я плачу, я смеюсь, снова плачу – во мне ураган чувств, а мальчик спрашивает:
– Ну что, теперь есть смысл оставаться?
У меня нет слов, кроме одного огромного, размером со всю Вселенную «да».
– Тогда тебе пора возвращаться, – говорит мальчик.
– Я ещё хотела спросить, – бормочу я, вглядываясь в солнечную долину. – А моего ангела-хранителя там нет? Я хотела кое-что ему сказать...
Пожатие руки мальчика становится крепче и нежнее, в его ясных глазах – неземное сияние, мягкое, как лучи вечернего солнца.
– За ним не надо далеко ходить, – говорит он. – Он перед тобой. И он знает всё, что ты хочешь сказать.
У меня вырывается тихое «ах», и я оседаю на траву, закрыв лицо руками. Ванна с водой, нож, записка, таблетки. Мягкие руки кудрявого мальчика обнимают меня, моя голова – на его груди.
– Я очень испугался за тебя тогда, Анастасия.
– Я знаю, ты послал ко мне Алю, чтобы помешать мне умереть, – шепчу я сквозь слёзы. – Спасибо тебе...
– Это желание в тебе было вызвано тем, кого ты сегодня победила. Он наслал на тебя уныние.
– Этого не повторится!
– Да, теперь ты знаешь, как побеждать в себе тьму.
Меня держит в объятиях уже не мальчик, а огромное, сияющее существо, прекрасное, излучающее потоки удивительного, радужного света, по сравнению с ним я не больше трёхлетнего ребёнка. Мы стремительно поднимаемся ввысь, к солнцу, и я смеюсь от переполняющего меня щекотного чувства восторга. Этот полёт – солнечный экстаз, небесное упоение, симфония света и счастья, буря радости, и мне хочется, чтобы это наслаждение длилось бесконечно. Я люблю это сияющее существо и чувствую его ответную любовь ко мне, тёплую, пульсирующую во мне, и это единение в потоке света – самое прекрасное, что мне когда-либо доводилось испытывать. Уже ничего, кроме яркого света, я не вижу, он ослепляет меня, а потом я вдруг оказываюсь в операционной.
Глава 25
– Сколько уже нет пульса?
– Семь с половиной минут!
– Продолжаем. Триста шестьдесят! Убрать руки! Разряд!
Бабах! – разряд в триста шестьдесят вольт сотрясает тело, пронзает сердце, и оно начинает биться. На оранжевой линии появляется одна загогулина, вторая, третья. Пи. Пи. Пи.