хоть секунду «их времени», ловила каждое его дыхание, считала удары сердца. Но вот забрезжил свет, брызнули ярко-желтые лучи. Ли стала проклинать солнце, но одумалась — что толку? Оно не вольно выбирать свой путь, так же как и она.

Они встали — с большим трудом, ибо не хотели разнимать объятий, — и вошли в дом. У двери она изо всех сил прижала Уэйда к себе, наклонила его голову, поцеловала, вложив в поцелуй всю свою страсть, и высвободилась из кольца его рук.

— Прощай, Уэйд.

— Прощай, Ли.

Чудом ей удалось запереть за ним дверь и заползти в постель, не проронив ни слезинки.

Впрочем, она и позднее в этот день не плакала.

Ибо, чтобы плакать, надо иметь сердце.

А ее сердце было разбито навеки.

Уэйд с силой вбил кайло в грунт и, крякнув, вытащил ком земли. Вот уже целую неделю они с Джонатаном жили в жалкой лачуге и чинили изгородь вокруг одичавшего пастбища, но почти не разговаривали. Это было по душе Уэйду, у которого Ли не шла из головы, несмотря на то что он работал до изнеможения.

— Ох уж эти бабы, — проворчал Джонатан, вбивая столб в свежевырытую яму.

— Повтори, пожалуйста, — попросил Уэйд, снова вбивая кайло.

Он не замечал боли в плече, на которое упал старый столб. Его не отвлекали от работы бесчисленные ушибы, порезы, синяки, царапины на всем теле. Не то чтобы ему нравилась боль — он надеялся, что к вечеру наломает спину так, что в конце концов заснет.

— Давай передохнем, а уж потом срежем и вывезем кустарник, — предложил Уэйд, вытирая пот со лба. Не дожидаясь ответа, он подошел к джипу, вынул бутылку воды, долго, не отрываясь, пил, а остаток вылил себе на голову.

Благодаря многочисленным фильмам создалась легенда о ковбое, неизменно представляющая его скачущим на коне с надвинутой по самые брови шляпой. Да, конечно, Уэйд пригнал сюда, на пастбище, свою любимую кобылку Фикит, а Джонатан — жеребца, но на самом деле давно миновали те времена, когда скот беспрепятственно бродил по бескрайним прериям. Теперь животных переводят с одного пастбища на другое согласно плану, а современные животноводы больше передвигаются на джипах и вертолетах, чем скачут на лошадях. Одно не изменилось по сравнению с прежними временами: работа такая же потогонная, тяжелая и грязная.

Тем не менее обычно она Уэйду нравилась. Но на этой неделе руки трудились, как все предыдущие тридцать лет, а сознание было где-то далеко.

Каждый синяк на теле напоминал Уэйду об алебастровой белизне груди Ли. Царапина — о шелке ее кожи. А звезды, заглядывавшие по ночам в незанавешенные окна их хибарки, — искорки в ее глазах, когда она подшучивает над ним.

Он взглянул на изгородь. И вот это должно заполнить его жизнь! Зачем ему богатство, репутация, успех, если не с кем их разделить?

Когда-то он мечтал объездить мир и обзавестись породистыми быками и телками, чтобы вывести чистокровных черных ангусов. А сейчас у него есть на это средства, но создание чистопородного стада все время откладывается на потом.

И когда он успел убедить себя в том, что это единственно возможный для него путь? С такой мыслью Уэйд вернулся к своему кайлу, надвинув поглубже на лоб шляпу, которая ограждала от жгучих лучей солнца, но не от собственных мыслей.

Ли огляделась вокруг и беззвучно чертыхнулась. Ее письменный стол чист, как никогда, на нем ни одной незарегистрированной бумажки, ни одного письма. Она всем, кому должна была, позвонила, провела инвентаризацию всех шкафов и полок в салоне.

А часы показывают лишь полночь. Чем же занять себя? Начать подготовку трех последующих свадеб, на которые она получила заказ? Но кого из нужных ей лиц застанешь в столь поздний час? Ли не знала, что предпринять. Одно было ей точно известно — она не должна предаваться воспоминаниям об Уэйде.

Она встала, с отвращением бросила ручку на стол, выхватила из ящика сумочку и ключи от машины, заперла двери, бросилась на улицу и помчалась домой.

Но на сей раз, вопреки пословице, дома и стены не помогли. Она села в кабинете у окна и стала наблюдать за ночным небом, усыпанным звездами.

У нее есть все, чего только может желать человек. После свадьбы Майры Джо, широко освещавшейся печатью, ее бизнес снова поднялся на ноги. У нее столько денег, что при желании она может отойти от дел. Но чем она займется без своего салона? К чему ей все успехи, если обсуждать их она может лишь со своим компьютером? К чему она стремится? О чем мечтает?

А ведь было время, когда она подумывала начать писать статьи о путешествиях. В ее компьютере даже была одна такая статья, которую она собиралась разослать в ведущие журналы для новобрачных. Авось какой-нибудь да клюнет и предоставит ей на своих полосах место для рекламы путешествий и описания маршрутов. Такие материалы в избытке печатались всеми изданиями подобного рода, но Ли надеялась привлечь их внимание своим живым языком, сдобренным порядочной долей присущего ей юмора.

Так что же мешало ей целиком отдаться этому занятию? Страх, только страх. Страх потерять нажитое тяжким трудом, отказавшись от повседневной рутинной работы.

И что же в результате? Она вполне состоятельная преуспевающая женщина, смертельно тоскующая от одиночества. Чувствуя себя последней дурочкой, она вытащила из шкафа оставленный Уэйдом фрак, долго вдыхала его запах и водила тканью по телу.

Наконец она улеглась в своей обычной рубашке на свое обычное место, но ночной мрак не помог ей уснуть и не помешал думать об Уэйде.