– Нет. Я звонила перед отъездом из Далласа, но она спала. В дороге я поговорила с дежурной медсестрой. Та сказала, что с мамой все в порядке, насколько это возможно в ее положении.

Внезапные слезы наполнили глаза Лиз.

– Как я упреждала эту старую курицу: „Не лазай в своих тапках вниз по той лестнице“. Говорила: „Ты, глупая ослица, шмякнешься и сломаешь себе шею“. А послушалась она? Тьфу. Кого она слушает? И что сейчас? Сама видишь, что…

– Тетя Лиз, – прервала ее Мадлен, подавая салфетку из стакана, который стоял на боковом столике столько, сколько она себя помнила, – все хорошо. Мама поправится.

– А не поправится, так будет ей урок. Я совсем из-за нее свихнулась.

– И она всегда переживает за тебя. Вы обе очень любите друг друга.

– Ха. Как будто теперь кому-то есть до этого дело, – фыркнула Лиз. Ее лицо приняло страдальческое выражение, и по щеке скользнула слеза. – Ума не приложу, что нам делать, милая. Доктора говорят, нужна операция. Сама знаешь, старики тяжело их переносят. Уж не знаю, как мы за все это заплатим.

Пожилая женщина накидала целую гору из скомканных салфеток. Мадлен накрыла рукой ее руку с сильно просвечивающими венами.

– Ты перестанешь переживать сию же минуту. У меня есть деньги, которые я приберегла на черный день. – Девушка попыталась весело улыбнуться. – И я бы сказала, что такой день настал. У нас все будет хорошо.

Но Лиз только нахмурилась в ответ на ее улыбку – А теперь ты меня послушай, детка. Может, я просто становлюсь брюзгой, но те деньги для тебя и ребенка. У тебя нет мужа, который бы позаботился о тебе, поэтому те деньги понадобятся тебе самой.

Мадлен знала: бесполезно пытаться доказывать тете Лиз, что она больше не нуждается ни в каком муже, так же как она не смогла убедить в этом свою мать. Поэтому Мадлен не стала ничего объяснять. Сестры никогда не верили, что она может позаботиться о себе.

– Поговорим об этом позже. Эрин наверняка начнет капризничать, когда проснется. Мне лучше поспать, пока есть такая возможность. – Мадлен поднялась, обогнула стол и еще раз поцеловала тетю в лоб. – Ты тоже отдохни, а утром мы навестим маму.

– Ты добрая девочка, дочка. Всегда была такая.

– Спокойной ночи, тетя Лиз, – пожелала она ей с любовью.

Ополоснув чашки и погасив везде свет, Мадлен позволила себе понежиться в горячем душе, а потом накинула ночную сорочку и забралась в кровать, где чистое, накрахмаленное постельное белье так сладко пахло домом.

Добрая девочка, да? Мадлен взбила подушку. Доброй в этот момент она себя не чувствовала. Скорее сейчас она была измотанная, подавленная и раздражительная. Мадлен боялась того, что не состоится как мать. Она отчаянно влюблена в мужчину, который просто недосягаем для нее. И маме, и Эрин необходимо, чтобы она была сильной, и на ее плечи давил тяжкий груз ответственности.

Мадлен еще раз взбила подушку. Она не станет потакать жалости к самой себе. Хныканье никогда еще никому не помогало.

Несмотря на строгий выговор, который она себе сделала, ей снились сияющие доспехи, белые лошади и Филипп.

Проснувшись, Мадлен удивилась, что уже так светло. Она бросила сонный взгляд на часы и резко села. Пятнадцать минут девятого!

Сбросив одеяло, она одним прыжком оказалась у детской кроватки, сердце бешено билось. Должно быть, что-то не так.

Кроватка оказалась пуста.

Только потом она услышала звонкий смех Эрин, и страх отступил, не успев перерасти в настоящую панику.

На ходу натягивая халат, Мадлен спустилась в гостиную. Там на полу сидели тетя Лиз и Эрин, а все игрушки, которые они привезли, были разбросаны вокруг.

– Тетя Лиз, ты с ума сошла? – сделала она выговор тете, входя в комнату. – Ты тоже хочешь получить перелом бедра, развалившись вот так на полу?

Лиз взглянула на Эрин и покачала головой:

– Предупреждала тебя, крошка, не шуми. Предупреждала, что твоя мамочка будет ворчать, когда проснется.

Эрин пустила изо рта пузыри, смеясь над бабушкой.

Мадлен помогла Лиз подняться на ноги, пытаясь оставаться строгой, но в этом не было смысла. Она тоже рассмеялась и обняла тетю.

– И ты еще называешь упрямой маму, – сказала молодая женщина, подходя к столу и наливая себе чашку кофе.

Гостиная плавно переходила в кухню в этом тесном доме, в котором она выросла. Но все здесь казалось уютным. Ей следовало бы чувствовать себя обделенной, но Мадлен никогда не испытывала ничего подобного, ведь родной дом дышал покоем и любовью. Может, поэтому она всегда шла по жизни с улыбкой на лице. Ни к чему винить судьбу за несправедливо посланную бедность и грозить небесам. Отец и мать сделали ее детство поистине счастливым.

Она покачала головой и отпила глоток кофе с цикорием.

– Тебе следовало бы меня разбудить, тетя Лиз. Тогда бы мы могли уже быть в больнице.