Не очень ржавая. Я подумал и нажал на нее. За столбом лязгнуло, дверь шустро отползла назад, открывая крытый досками проход к высокому крыльцу, заваленному ящиками и горшками.

– Тук-тук, – нерешительно сказал я.

Никто не отозвался.

Я прощемился мимо легко покачивающейся двери, сделал несколько шагов к крыльцу, вспомнил про Дильку, оглянулся и понял, что дальше идти смысла нет: я оставлял следы в тонком, но таком слежавшемся слое грязи, по которому никто не ходил минимум полгода. То есть я не большой следопыт, конечно, но мне так показалось. Да и неровно замусоренный дворик за воротами был давным-давно нехоженым. Листья валялись, снег по углам не растаял, и приоткрытые дверцы двух сараев висели так, как у нормальных, используемых сараев не висят. Это я еще про запах молчу, пыльный и тоскливый.

Я всегда думал, что пустые дома – это интересно и романтично. Там по углам спрятаны всякие старинные штуки, на чердаке сундук с древними книгами и картой сокровищ, а в подвале прикованный скелет с ржавой саблей и исправным автоматом. Теперь я резко понял, что ни фига это не романтично.

Я несколько секунд всматривался в черную щель за дверью дальнего сарая. Решил, что показалось, и поспешно выскочил за ворота, потому что Дилька же. Дилька же, слава богу, была тут: сев на корточки, выдергивала черные колючие шарики из привалившегося к забору мумифицированного репейника. Я окликнул ее, и мы пошли к следующим воротам. За ними оказалась примерно такая же забытая свалка. Я даже голос подавать не стал. Зато мне голос подали – так, что я чуть штаны не согрел. Уже закрывал калитку, когда в ухо злобно гаркнули нечеловеческим голосом. Я аж подпрыгнул. Дилька бросилась ко мне, вцепилась в локоть и, озираясь, шепотом спросила:

– Что это?

Я тоже заозирался, увидел и с нервным смехом объяснил:

– Не бойся, это ворона. Вон сидит, на дереве, видишь?

Дилька присмотрелась, отпустила мою руку и авторитетно поправила:

– Это сорока.

– Да хоть воровка, пугать-то так зачем. Прям на будильник ставь, – пробормотал я и полез за телефоном, потому что давно уже не проверял сигнал.

Тут еще какая тонкость: если связи по-прежнему нет, надо было трубку выключить поскорее, чтобы батарейка понапрасну не расходовалась. Мобила, когда волну ищет, вообще быстро разряжается. Моя за ночь почти разрядилась, а сигнала не дождалась. Я уже без особой надежды сказал Дильке «пошли» и зашагал к последнему дому, на ходу собираясь вырубить телефон. И остановился. На экране замигал значок антенны.

Дилька что-то сказала, но я уже отжал номер daw ati и теперь напряженно слушал, что там в трубке происходит. Происходила гулкая тишина, и хоп – прошел гудок, тихий и прерывистый, как ножом порубленный, но прошел ведь. Затем второй. На третьем трубку сняли.

Дилька что-то сказала громче, я отмахнулся, отвернулся и заорал:

– Daw ati, isamme![18] Слышишь меня? Мы в порядке, просто немного не доехали, не беспокойся, на следующую электричку сядем, встречай нас через полтора часа! Слышишь? Встречай нас, говорю!

– Встречу, встречу, – отчетливо сказал daw ati, вроде давя смех.

И чуть тише, но тоже вполне ясно донеслось:

– Пусть быстро домой.

– Мама? – обалдело спросил я, и тут же Дилька взвизгнула, а мне будто дубиной по заднице врезали – так, что я подлетел и рухнул на землю.

Дилька визжала не переставая.

Я настолько обалдел, что, сев в блестящей глине, первым делом убедился, что удержал и не расколотил телефон, и даже поднес его к уху, чтобы понять, действительно ли это мама рядом с daw ati. Но тут боль от удара достигла нужных нервов – и я охнул. И поднял голову. И увидел, что свинья отодвигается для разбега.

Это была огромная свинья. Стоящему-то выше пояса, а сейчас вдвое выше меня. Не розовая, как на картинках, а очевидно черная даже под густым слоем грязи. Только влажный пятак был розовым – и здоровым, с компакт-диск размером. То-то она меня так легко с ног снесла. А теперь добить собиралась. Или сожрать.

Да ладно, свинья не съест.

Дилька, вопившая из-под запотевших очков с середины улицы, замолчала, чтобы со стоном вобрать побольше воздуха, – и я очнулся. Свинья бежала не со скоростью ветра, но все равно пугающе быстро, брызги из-под копыт вылетали как мелкий колючий салют, а земля подо мной тряслась. Может, и не сожрет, но затопчет, в ней килограмм триста минимум – эта мысль меня дернула назад и в сторону. Рука, на которую я опирался, скользнула, и я чуть не грянул затылком в грязь и под копыта. Удержался, оттолкнулся и не перекатился, конечно, но скакнул на пятках и копчике вправо косым кузнечиком.

Дилька завизжала.

Свинья вонючим паровозом пролетела мимо, больно зацепив левую ногу, – меня развернуло, но не убило – и с треском впечаталась мордой и плечом в забор. Забор зашатался. Что ж меня второй день все раздавить-то хотят, подумал я отчаянно, наблюдая, как свинья, словно бульдозер, сдает назад и снова разворачивается.

Каблуки нашли прочное место, я уперся, вскочил и заорал, перекрикивая сестру:

– Бежим, туда!

И махнул рукой в сторону дальнего барака. Дилька услышала. Во всяком случае, побежала, оскальзываясь, но не падая – и не переставая орать, теперь прерывисто, с поправкой на шаг. Бежать к дальнему бараку я не хотел: свинья, похоже, оттуда и выскочила. А вдруг у них там гнездо? От выводка, или как там толпа свиней называется, не уйдешь – видел я кино, где вот такие специально натасканные туши за минуту человека обгладывали. От одной бы уйти.

Интересно, эту тоже специально натаскивали или голод научил на людей бросаться, думал я, стараясь держаться между Дилькой и свиньей, чтобы отвлечь зверюгу на себя – ну или отпинаться попробовать.

Отпинаешься тут. Ногу откусит, вон зубы какие.

Но еще раз я увернулся – туша снова пролетела мимо, теперь в паре корпусов, и я приободрился: выкрутимся, Дилька уже до воротец, ведущих во двор барака, добежала, сейчас затворимся – и хрюкай хоть до астмы.

Дилька дернула ворота и крикнула:

– Наиль, тут закрыто!

– Сильнее дергай! – рявкнул я, отступая от изготовившейся свиньи по кругу и косясь себе за левую ногу, чтобы не споткнуться.

– Тут замок!

Я замер и всмотрелся.

На серой пластине, перечеркивающей решетку узких ворот, болтался здоровенный черный замок. Не ржавый, новенький такой.

А из дальнего барака неторопливой рысцой выступили еще две свиньи. Каждая размером с полторы этой, готовой к очередной атаке.

До сих пор термины типа «свинство» и «свинарник» мне казались мягкими и щадящими. Я ошибался: хряки выглядели твердыми, будто отлитыми из паршивого чугуна. И совсем беспощадными.

Не знаю, подготовленная это ловушка или случайно получилось, но мы оказались в тупике. По обочине сильно не побегаешь, дорога упирается в решетку, ширина дороги метра четыре, и это расстояние свинские корпуса перекрывают почти без зазоров.

Копец.

– Лезь наверх! – крикнул я.

Дилька быстро оглянулась на меня и снова уставилась в свои кулаки, вцепившиеся в арматуру. Я