Нурыч, счастливый тем, что не пропустил внеплановое зрелище, уснул почти моментально. А я сидел рядом с ним, тихонько гладил по голове и думал, что все время забываю его постричь. И пытался представить себя на месте чиновников ООН, которые совсем недавно объявили нынешний год годом Казанского кремля, торжественно внесенного в список Всемирного наследия, охраняемого ЮНЕСКО, а сегодня, выходит, благословили авиационную группировку НАТО на бомбардировку этого наследия.
И еще пытался понять, на самом ли деле основная вина за налет лежит лично на мне.
Пытался — и не мог.
Глава первая
1
— А разве татары писателями бывают?
— Еще как, — вздохнул дядя Юра.
В номер на 12 апреля с меня были два авторских материала. Еще один, посвященный участию казанских ученых в советском адекватном ответе на рейгановскую программу «Звездных войн», Долгов завернул на ранней стадии. На утренней планерке он объяснил приволокшей текст Наташе Соловьевой, что время настало дурное, потому не стоит подставляться по пустякам. Наташа, дорожившая репутацией склочницы, раскипятилась и потребовала объяснений. Долгов объяснил, что, во-первых, подобные темы наши друзья в погонах любят сливать нарочно, чтобы потом брать журналистов за задницу и судить за разглашение гостайны. Нет, Наташа, до сих пор мы не подставлялись: разработки зеленодольскими конструкторами сторожевых кораблей для Индии или пиропатроны для катапультируемых кресел истребителей — давно и официально открытые темы. А вот с космосом можем влететь. Ведь не факт, что Союз вообще работал над анти-СОИ, и не факт, что эти работы прекращены. Во-вторых, пусть мы хоть сдохнем, все равно материал будет воспринят натужным таким свистом о боевом товариществе Казани и Москвы. Боевые товарищи, значит, в горло друг другу вцепиться готовы, а мы будем из себя «Блокнот агитатора» изображать. Мне, уж простите, дамы, как-то впадлу подмахивать, когда не меня любят. Все, Наташа, диспут закрыт.
Наташа решительно не согласилась, воззвав к авторитету Айрата Идрисовича как непосредственного куратора ее отдела науки и технологий. Айрат Идрисович разозлился и тоже вдарил дуплетом:
— Наташа, во-первых, я умоляю, не согласованные со мной темы на планерки не выносить. Во- вторых, подумай еще о такой вещи. Под замес могут попасть наши герои. Допустим, Магдиеву не понравится, что на его территории кто-то крепит военное могущество шовинистов, а Придорогину не понравится, что татарская рука залезла в мягкое стратегическое нутро страны. Получится, что мы дяденек подставили. Тебе, Наташа, это надо? — осведомился я.
— Мне нет, — обрадовался Долгов. — Я не для того газету с нуля строил, чтобы в Гапоны попасть. Это самый главный аргумент. Спасибо, Айрат Идрисович.
— Isan sau bulygyz[2], Алексей Иванович, — легко сказал я, потому что давно привык не обижаться на неспровоцированные подкусы шефа.
В итоге в космический номер пошел всего один «датский» текст, который, по счастью, в правке практически не нуждался. Девочка из елабужского информагентства писала очень прилично. К тому же история о том, как в Закамье приземлился один из предварительных «Востоков» с компанией мышей и тараканов, свитой очередного «Иван Иваныча» — манекена с подсаженными человеческими органами, — самоигральна. Нужно лишь переделать пару официозных оборотов и переставить местами абзацы, попутно отжав водичку и обозначив несколько юмористическое отношение к теме. В принципе, этого можно и не делать, но тогда заметка получалась скучноватой. К тому же я не был уверен, что лет пять-десять назад какая-нибудь местная газета не писала об этом случае. Такую возможность следовало учесть, чтобы привередливый читатель не возмущался тем, что ему впаривают старую историю, а радовался тому, насколько изящно это делают. Фактами сегодня могут ограничиваться информагентства. Телевидение берет картинкой, газеты — анализом и оценкой. В общем, стилем.
Со вторым материалом была беда. Глава небольшого казанского банка нарисовал предложения о развитии ипотечного кредитования. Текст — восемь страниц, то есть сокращать, как минимум, вдвое. Естественно, автор чуть не на коленях просил о минимальных правках под тем предлогом, что он сам статью ужал, как мог, и теперь в купели остался совершенно обезвоженный ребенок. Естественно, я клятвенно обещал материал без нужды не кромсать. И естественно, планировал резать насмерть. Умелое сокращение не вредит практически никакому тексту — а уж умения мне не занимать: за пятнадцать лет и заяц насобачится ножницами клацать. Забавно, что авторы, как правило, покушения на целостность своих опусов почти не замечали. Более того, научник, которого я хронически резал особенно зверски, всегда пылко благодарил за бережное отношение и громко ставил нашу газету в пример другим, нечутким к внештатникам. Знали бы они, что со штатниками творить приходится. Взять ту же Наташу… Ладно.
Проблема была в том, что банкир написал толковую статью, лишь самую малость перегруженную дидактикой и поклонами в адрес республиканских властей. Их удаление сократило бы текст всего-то на страничку — итоговый объем материала все равно наполовину больше того, что я запросил на планерке. И чохом выжигать весь политес неразумно, поскольку заметища была-таки политической, рассчитанной главным образом на внимание тех самых властей — а они обижаются, как дети, когда в обращенном к ним тексте не обнаруживают комплиментов в свой адрес.
Пришлось применить самый муторный метод точечной правки: вырезать по слову, если повезет — по фразе из каждого абзаца. Вместо стандартного получаса это извращение заняло добрых полтора. По завершению я ненавидел ипотеку, жилищный вопрос, который все испортил, редактирование как функцию и банкиров как класс.
В принципе, даже хорошо: озлобленный читатель подмечает ляпы и недостатки лучше доброжелателя. А я был очень агрессивен, пробегая глазами уже отредактированное. Пробежал и отмяк: для столь нудной (в газетах сие называется нужной) темы — просто шедевр.
Я сбросил шедевр на верстку и приготовился к приливу сил, бодрости и гордости оттого, что дневная норма выполнена досрочно. Молодец! Однако легкая озлобленность никак не улетучивается, молодец. Ах, да! Который, собственно, час? Мой организм обычно откликается на обеденную пору не желудочными руладами, а легкой депрессией.
Позвонил Татьяне, верставшей номер. Попенял на то, что она до сих пор не поставила и даже не заметила лежащую в каталоге номера банкирскую статью и предложил геен эссен (даже университетская зубрежка и солидная языковая практика не излечили от нарочито ломаного немецкого, привитого детской игрой в шпионов). Получив согласие, я положил трубку и уже встал из-за стола, когда телефон заулюлюкал. Наверняка снова Татьяна. Есть у нее привычка любую договоренность закреплять контрольным звонком в голову.
Я приготовился отлаять Таньку в трубку за лишнюю трату времени, но трубка мужским голосом осведомилась:
— Айрат?
— Да, слушаю вас, — взглянув на часы, отозвался я.
— Привет. Это Петя беспокоит. Как дела?
Я с детства глуховат и то ли поэтому, то ли по какой другой причине плохо узнаю голоса по