потраченные время и деньги. К несчастью, у вас прогрессирующая форма артрита. Я могу прописать вам болеутоляющее.
– Что еще? – спросила Беатрис.
– Боюсь, что ничего. Кость уже довольно сильно повреждена.
Беатрис с усилием поднялась.
– Что вы пытаетесь рассказать мне? Продолжайте, доктор, я не из трусливых и хочу знать правду.
– Думаю, вы уже знаете, миссис Боннингтон. Вы станете все меньше и меньше мобильной.
– Кресло на колесах?
– Не сразу. Возможно, это поможет после вашей простуды, которая продлится еще неделю. В вашем доме длинные коридоры. Вероятно, вам нужна комната на нижнем этаже. Тогда вам облегчится доступ в сад. Нет необходимости говорить вам, что большинство людей, достигших преклонного возраста, страдают такого рода болезнью, но не у всех есть такое счастливое место, как у вас.
– Не читайте мне лекций.
Доктор усмехнулся. Возможно, он не был так молод, как она думала. И он тоже будет подвержен этой болезни в свое время, если такая мысль утешит ее. Так будет с Флоренс. Так же будет с Эдвином. И даже с юной Анной, с ее вечно ободранными ногами. Ей вспомнился папа, разбитый параличом, хотя он был намного моложе, чем она сейчас. Но паралич не давал ему возможности выразить свое негодование.
Беатрис вспомнила также, как она и Адам Коуп убеждали его не ходить в магазин, они не хотели допускать, чтобы его видели покупатели. Болезнь накладывает печать угрюмости. А Беатрис интенсивно добивалась атмосферы веселой, сияющей, колоритной. Люди, почувствовав эту атмосферу, были довольны, приятно возбуждены и охотно раскрывали свои кошельки.
Так что у нее не было старческого маразма. Флоренс будет рада услышать и узнать, что миссис Беатрис станет ездить в инвалидном кресле вниз по темно-зеленому ковру, в очках. Но об этом не может быть и речи. Если Беатрис не сможет ходить, то «Боннингтон» пропал для нее. «Даймлер» могут поставить в гараж и хранить как музейную редкость. И она хромающей походкой, с палочкой обойдет вокруг дома, может быть, два раза. Побеспокоится ли кто-нибудь и придет повидаться с ней? Она была человеком, который никогда не имел близких друзей. Ей всегда было достаточно Уильяма.
И эти сентенции она читала себе, пока лежала, мрачно слушая хрипы в своих легких, совершенно не сравнимые с теми, что были у потерянного ею Уильяма.
Действительно, тогда для нее мир шел к концу. Ощущение одиночества не оставляло ее после потери Уильяма. Так почему она борется теперь? Кто подумает о старой женщине в коляске? Кто позаботится, исключая одной-двух служанок? Старая Хокенс? Нет уже ни мисс Браун, ни дорогого преданного Адама…
Назло ее смелым молодым надеждам, если смотреть на жизнь честно, она потерпела поражение. Любовь, которой она так жаждала, осталась неуловимой. Уильям одарил ее дружбой, это правда, и в последние годы привязанностью собственника. Но, умирая, он говорил о женщине, которую она отослала из дома.
Так где была любовь?
– Бабушка.
– Что. Кто там? – Беатрис старалась проснуться и избавиться от сновидений.
– Это я, бабушка. Вы хотите, чтобы я вам почитала?
– Разве они не говорили мне, что ты не можешь читать как следует?
– Теперь могу, бабушка. Я сильно старалась.
– Надо, чтобы мисс Медуэй учила тебя.
– Кто это мисс Медуэй?
– Просто о… очень хорошая учительница. Флоренс и Эдвин никогда не учились так хорошо с другими учительницами. Я не верю, что они простили мне…
– Чего, бабушка?
– Конечно, что я отправила ее.
– Мисс Анна, вы не должны тревожить бабушку.
Беатрис открыла глаза и рассердилась, увидев озабоченное лицо Хокенс. Слишком много собственнической любви – она подавляла. Действительно, чего от нее хотят? Ребенок в ногах ее постели, с любопытными раскосыми глазами. Чужая здесь. Больше Сергей, чем Дези. Возможно, потому она почувствовала к ней доброту.
– Уходите, Хокенс. Анна пришла почитать мне. Я должна услышать, насколько она продвинулась.
– У вас есть любимая книга, бабушка?
– Нет, но это хорошо, что ты спрашиваешь. А сейчас почитай мне то, что у тебя в руках.
– Это «Дэвид Копперфилд», бабушка.
– Отлично. Ты становишься все больше англичанкой, с каждым днем. Мисс Браун утверждала, что ее мама рассказывала, как она видела Чарлза Диккенса входящего и выходящего из дома напротив на Даути- стрит, но так и не поднялась с места. Я подумала, мне пришлось наблюдать за королевской семьей. Это был день королевы Виктории.
– Королевы Виктории?
– Это было не так давно. Только тридцать-сорок лет назад. Она была великой личностью, но печальной, она скучала по дочери, которую выдала замуж. Мне всегда нравились ее дочери. Принцесса Луиза и
