– Сам, – отрезала Ветка.

– Ну, если сам, если любовь у вас, тогда делай, как я сказала. Пусть рассорятся, да так, чтобы милый твой слышать о братце не хотел. Это легко, мужики они на рыжих падкие.

Флейтист, называя себя умным, не преувеличивал. Во всяком случае, у него хватило ума не соваться к своему гостю с утра. Он позвал Артура в башню, когда уже давно рассвело, а храмовники грузили подводы. Галеш суетился рядом, приговаривая, что вот он бы, если б увидел так бездарно упакованный груз, сразу заподозрил бы неладное. Галеша беззлобно шугали, он ненадолго умолкал, а потом вновь брался за свое.

Разумеется, легендарные богатства ордена Храма зиждились отнюдь не на редких находках. Разбогатеть на поиске кладов могли разве что хайдуки, тем много не надо – хватило бы на жизнь, да чтобы детям оставить. Ордену золота требовалось куда больше. И добывать его храмовники умели, не полагаясь на случайное везение.

Но в многочисленных сказках, от добрых до откровенно завистливых, тамплиеры представали именно кладоискателями. Поговаривали, что в орден берут лишь тех, кто умеет чуять золото издалека, а рыцарями становятся только люди, способные притягивать его к себе. Если бы те, кто придумывал сказки, заглянули этим утром во двор Цитадели Павших, они уверились бы в своих выдумках. Того золота, которое молча и деловито грузили на подводу сержанты и рыцари под руководством самого сэра Германа, хватило бы не одной команде хайдуков на безбедную жизнь и обеспеченную старость.

За сто лет действительно «накопилось».

Конечно, в подвалах у Флейтиста нашли не только драгоценности. Хватало там и оружия, в том числе подобного тому, что хранилось на маршальских складах до особых случаев; и магических артефактов; и разного рода архаики вроде двуручных мечей; стальных, как у гвардейцев, доспехов, разукрашенных гравировками и травлением; в прозрачных плоских коробочках россыпью лежали диски для мэджик-буков. Маги хранили на таких очень мощные, но одноразовые заклинания. После использования диск превращался в труху, но лучше уж диск, чем книга, или, скажем, мозги ее владельца

Сэру Герману почему-то особое удовольствие доставили золотые слитки, уложенные пирамидками вдоль стен подвала. Командор лишь головой крутил да хмыкал, разглядывая ровненькие брусочки с выдавленными на них числами, не то три девятки, не то три шестерки. Последнее, правда, маловероятно – не стал бы сэр Герман столь зловещим знакам радоваться. А что уж ему понравилось, Артур не понял. Мало ли где и как льют золото.

Еще были в кладе разноцветные бумажки, которые командор распорядился вывезти и сжечь. И было множество металлических ящичков с самоцветами в золоте и серебре. Украшения – Артур не раз видел такие в Большом мире. Кто и зачем укладывал их в подобные непрезентабельные шкатулки, тоже осталось загадкой. И, как всегда, стало жаль красивые безделушки. Сами по себе они не представляли для ордена ценности. Важны были металл и камни, из которых маги наделают полезных артефактов.

– Так, эстет, – приказал командор, когда последний ящичек с украшениями вынесли из страшных подвалов на солнечный двор, – вернемся, я приставлю к тебе писаря, будешь делать опись. Самые красивые побрякушки oтложи, их переплавлять не будем, попробуем сверху магию привязать. У нас тут свадеб сразу шесть намечается. – Это сэр Герман проворчал уже не приказным тоном, – Аграмский наследничек жениться надумал, Брэшиди-Загорянцы подросли, и когда только успели? Лихогорье опять же... Да, кстати, я обещал добротицким воеводам усилить наши тамошние гарнизоны. Весь юг, считай, в беженцы подался, куда это годится? Отберешь людей и к осени сделай мне из них командиров.

– Если осень наступит, – бросил Артур.

– Ты это к чему? – удивился сэр Герман.

– Что «это»?

Тут Артура позвал из башни Флейтист.

Сегодня он больше походил на себя прежнего. При свете дня все и вправду видится иначе, наверное, поэтому хозяин Цитадели был весел и язвителен и держался с уверенностью опытного педагога перед умным, но нерадивым воспитанником.

– Ну что, как спалось? – поинтересовался он, едва Артур переступил порог комнатушки.

– Хреново, – отрезал рыцарь.

– Вот и прекрасно, – разулыбался Флейтист, – я ведь предупредил тебя вчера, что здесь хорошо думается. И, между прочим, именно в этой комнатке пришла мне в голову благая идея сыграть для плясунов. Ты сказал, мысль эта была от твоего Бога, и я вполне резонно предположил, что ты здесь тоже найдешь о чем поразмыслить. Ну как? Снизошло на тебя просветление?

– Да иди ты! – буркнул Артур. – Спал я.

– Сны видел?

– Дурацкие.

– И что же тебе снилось, Светлый рыцарь?

– Долина. – Артур прошел через комнату к окну, выглянул, увидел плясуна и негромко выругался.

– Долина, – выжидающе повторил Флейтист.

– Вся черно-серая. Есть у тебя карта?

– Этих мест?

– Ну а каких?

– И действительно, – пробормотал Флейтист с нескрываемой издевкой.

Он исчез. Появился. Расстелил прямо в воздухе карту пяти княжеств. Похоже, она хранилась свернутой в рулон, потому что края так и норовили завернуться. Секунду поразмыслив, Флейтист прижал уголки четырьмя золотыми слитками – точь-в-точь такими же, что грузились на подводу во дворе.

Артур лишь хмыкнул. Он привык к выходкам младшего, но вид карты, парящей в пустоте с золотыми кирпичиками на каждом уголке, – это было совсем уж никуда.

– Пижон, – согласился Флейтист. – Но что делать, такие вот мы, могущественные духи.

– Грифель дай, – буркнул Артур.

– Сей момент.

Потом он тихонько висел в воздухе, выглядывая из-за плеча высоченного рыцаря, и молча следил за тем, как грифель заштриховывает города и деревни. Серое, светлосерое, темно-серое, черное.

Слюдяные крылья разбрасывали по угрюмым стенам разноцветные лучики.

– Вот так, – подытожил Артур, – и еще огни. Вот здесь, здесь и здесь целыми горстями. Тут поменьше. Тут вообще нету. Алые такие огоньки. Мигают и ползают. А Шопрон – весь как один большой огонь. Если это – просветление, то спасибо, не надо такого.

– Что, обычно твой Бог выражается более ясно?

– Яснее некуда. – Артур припомнил читанный в доме профессора Ветхий Завет.

– Довольно странно для Бога, – пробормотал Флейтист. – Ну да ладно, значит, неравномерно распределенные по окраинам огоньки, – он чуть развернулся, радужные