Когда показалась внизу крыша дома профессора, дракон сделал круг и пошел на посадку. Лапы с алмазными когтями взрыли землю, крылья громко захлопали, разворачиваясь навстречу ветру, помогая тяжеленному чешуйчатому телу сбросить скорость.

– Вот это я понимаю... – пробормотал Альберт, слезая с переливающейся драконьей шеи и усаживаясь на травку прямо возле ужасных когтей. – Вот это дракон! Охренеть можно.

– Не выражайся, – попросило чудовище, поворачивая к юному магу тяжелую башку с желтыми, как яичные желтки, глазами, – у тебя все равно не получается.

– Вот еще!

– Дальше тебе придется самому, – дракон подогнул лапы и улегся, как кошка, аккуратно обернув хвост вокруг тела, – мне нельзя вмешиваться в сражения и споры, если только они не в Цитадели Павших.

– Да понял я, понял, – отмахнулся Альберт, – я справлюсь. Ты и так мне очень помог. Спасибо.

– Пф-ф, – снисходительно выдохнул дракон, выпуская из ноздрей огненные струйки, – это было нетрудно. Если Светлый рыцарь зайдет в Цитадель, что мне ему передать?

– Чтобы убирался к черту.

– М-да. Знаешь, я, пожалуй, подожду здесь. Когда ты закончишь, сделай отмашку.

– Что сделать?

– Дай знать, что все в порядке. А если почувствуешь неладное...

– Ты какой-то странный сегодня. – Альберт встал, отряхнул штаны. – Если что-то знаешь, почему не сказать прямо?

– Не могу. Я злой гений, и мои советы – путь к смерти. Причем не самый легкий путь.

– Вот так новости! – Альберт заглянул в блестящий глаз. – Что ж ты раньше не говорил?

– А я никогда не давал вам советов. Лишь недавно сказал Артуру, чтобы он съездил в Серый лес. И вас чуть не убили сначала эльфы, а потом и люди.

– Люди нас за другое.

– Все связано, Альберт, – вздохнул дракон, – все связано. Иди. И будь готов увидеть не то, что ожидаешь.

Альберт давно уже решил, что нужно делать и как себя вести при встрече с учителем. Будь рядом старший, он, может, и заикнулся бы насчет «убить старого пердуна», но потому лишь, что Артур конечно же немедля бы отверг это предложение. До смерти Зако Альберт был уверен, что убийство человека немногим отличается от убийства какого-нибудь разумного чудовища. Да, в конце концов, вспомнить тех же друидов, которых они с Артуром изничтожали без долгих раздумий, или Козлодуйского отшельника.

Оказалось – нет. Оказалось, что даже того, кто хочет твоей смерти, убивать ох как нелегко. Потом – нелегко. Когда стоишь на коленях в окровавленной грязи и кричишь в ласковое небо:

«За что караешь, Ты, Всеблагой?!»

Даже Ветку, даже владыку Адама – нельзя. Прав Артур, тысячу раз прав: нельзя убивать людей.

Альберт собирался просто войти в дом, забрать мэджик-бук Тори и уйти. Может быть, профессор испугается, может быть, он захочет помешать: он так убивался за эту книгу, что, если ее отнять, способен на самые неожиданные поступки, однако сил у него не хватит помешать своему лучшему ученику.

А потом можно будет вернуться в Развалины и дождаться сроков, указанных Илвиром Высоким. Первое августа уже завтра. Эльф сказал, что в этот день людей не станет, но сейчас-то Альберт уже знал, что первого августа Единая Земля просто-напросто вернется в Большой мир, в ту его часть, откуда выпала в День Гнева.

Ох и суматоха поднимется!

Он для разминки встряхнул руками, развесив вокруг себя защитное поле. Не то чтобы в этом была нужда, но береженого Бог бережет, даже если Бога и нет. Открыл дверь без стука, весело сообщил, глядя прямо в изумленные глаза Иляса Фортуны:

– Здрасьте. Я за книжкой.

... И провалился обратно в подвалы Михайловского собора, прямо в цепкие лапы жадного до крови Митрополита.

Слюдяное перо было под рукой. Не то чтобы Артур собирался наведываться к Флейтисту, и уж, конечно, он в мыслях не имел разыскать когда-нибудь младшего, но... но тоненькую, прочную пластинку радужной слюды держал в нагрудном кармане. Мало ли что может случиться?

Поэтому, когда он услышал крик младшего, на то, чтобы достать перо Флейтиста и щелкнуть зажигалкой, времени ушло меньше, чем на вздох. Портал распахнулся мгновенно, едва занялась слюда прозрачным огоньком, и Артур бросил Чубарую вперед, безжалостно всадив в лошадиное брюхо шпоры.

На вскочившего с травы Флейтиста рыцарь не обратил ни малейшего внимания. Когда Чубарая оказалась рядом с высоченным забором, окружавшим профессорский дом, Артур уже стоял в седле и прыгнул через острия частокола прямо с конской спины.

Он перекатился по траве, в кувырке вышибив прочную дверь святым знаком. И взревел что-то матерно-восторженное, когда золотое Копье Георгия расцветилось ярким узором заклинаний. Украшенное цветами, как какой-нибудь обрядовый друидский посох, копье пронизало все защиты, проломило стену рядом с головой Иляса Фортуны, прошло дом насквозь и уже снаружи рассыпалось праздничным фейерверком.

– Скотина, – всхлипнул Альберт, оседая на пол, – где ж ты раньше был?

Артур походя сломал старенькому профессору челюсть. В трех или четырех местах сразу. Убедился, что дед теперь не то что колдовать, а и дышать может с трудом, наподдал ботинком и опустился на колени рядом с младшим:

– Ты как?

– Дурак.

– Извини.

– Нет.

... Когда Флейтист, набравшись смелости, заглянул в выбитую дверь, он увидел легендарного Миротворца сидящим на полу с видом побитой собаки и не менее легендарного Альберта Северного, который расхаживал вокруг брата, загибая пальцы:

– И пирожных, сколько захочу. И спать – до упора. И никакой зарядки. И пострелять из автомата. И...

Судя по лицу Артура, тот соглашался сразу и на все.

... – Бедный маленький девственник, – пробормотала Ирма, когда погасла картинка воспоминаний.

Руки дрожали, и ведьма сунула их в карманы, не к месту вспомнив, как Артур, когда она делала так, недовольно ворчал: «Что за мужицкие замашки?»

– Бедный! Ты ведь ничего, ничегошеньки не знаешь ни о любви, ни