Пардус на это вполне способен, и Бэнлым, и все колдуны, запечатленные в Сердце Гор. Не в жажде бессмертия дело. Точнее, не только в ней. Дело еще в гарантии того, что после смерти ты останешься в этом мире. Пусть изменившимся, пусть лишенным остатков человечности, но все же останешься.
Здесь.
Среди живых.
А не провалишься туда, где тебе самое место. Туда, где пылает огонь…
Впрочем, огонь — это необязательно. Там индивидуальный подход к клиентам.
Надо отдать должное жмотам из Вотаншилльского института: когда они начали получать информацию, они перестали переживать из-за чрезмерно высоких расценок. А Тир осваивался, принюхивался и присматривался к Сердцу Гор. Ему было уютно, здесь, под землей, у охвостья жилы, проходящей неведомо где, но явно в каком-то хорошем месте. Для него — хорошем. Наверное, он мог бы назвать это место своим домом, да только дом может быть всего один, и он здесь — в Саэти.
С его точки зрения, основным достоинством Сердца Гор было то, что минерал можно было использовать как трансформатор. Сердце Гор могло превращать некротическую энергию в любую другую. По сути, обладало способностями самого Тира, только не было живым. Его использование обещало массу самых фантастических возможностей, благо с помощью Тира маги могли разработать методику, позволяющую обходиться без дорогостоящих ритуалов. Кроме того, минерал можно было синтезировать, что значительно увеличивало его полезность. Кроме того…
Кроме того, исследование Сердца Гор было сочтено некромантией практически сразу, как только исследовательская группа отправила в институт предварительный отчет.
Работу свернули. Маги какими-то жуткими клятвами поклялись забыть обо всем, что связано с минералом, после чего подгорный дворец был уничтожен. Масштабы и энергозатратность операции поражали воображение: пустоты под хребтом залили жидким камнем, не расплавленным, а именно разжиженным. Затвердев, камень стал неотличим от основной породы, и о дворце раиминов не осталось даже воспоминаний.
Тир только плечами пожал: для науки в Саэти закрытие перспективных направлений было обычным делом. Если людям не нужен дешевый источник энергии, люди приложат усилия к тому, чтобы не получить его. И добьются своего. На то они и люди.
Перед Новым годом буднично и незаметно был казнен Майр Клендерт. Тир не был на казни. Несмотря на то, что Эрик позволил ему забрать жизнь бывшего куратора.
— Что у меня жизней мало, что ли? — огрызнулся Тир, когда позже, в новогоднее утро — вот уж подходящее время — разговор вдруг свернул на темы смерти и предательства.
— Кто знает? — честно сказал Эрик. — Клендерт предал тебя, потому что решил, что в тебе осталось слишком мало человеческого, но если бы ты действовал и рассуждал, как демон, думаю, ты не отказался бы от еще одной жизни в копилку.
Да что ж за чертовщина! Эрик снова сомневается в том, что имеет дело с чудовищем? Майр был прав, когда хотел избавить его от Тира фон Рауба.
— Клендерт не предавал… — Слова, слова… какой смысл объяснять то, что Эрик знает и так? — Он и вам и мне желал только добра. Вас для этого нужно было от меня избавить, а меня отправить туда, где мне было бы хорошо.
— По-твоему, это не называется предательством?
— Нет. Это называется инициативностью. Но я все равно рад, что его убили.
— Будь любезен, выбирай слова. Клендерта не убили, его казнили!
— Ну да, ну да. Расстреляли из фойерро. А то, что он от этого умер — простая случайность. Эрик, я не вижу разницы между казнью и убийством и не собираюсь ее искать. Меня и так все устраивает.
— Не все, — вмешалась Хильда, до этого молча слушавшая то ли их разговор, то ли музыку, доносящуюся из танцевального зала. — И как вам за пятнадцать лет не надоело спорить об одном и том же?
— За тринадцать, — хором поправили оба.
Хильда только молча на них посмотрела.
Эрик уставился в окно, за которым кружились снежинки, Тир принялся разглядывать расписной потолок.
— Как дети, честное слово! — сказала Хильда в сердцах. — Ты собираешься налаживать отношения с Казимиром? Тир, я с тобой разговариваю.
— Не выйдет, — ответил Тир.
— Не выйдет, — подтвердил Эрик.
— Нет. Хуже детей. — Хильда требовательно протянула руку, и Эрик помог ей подняться из кресла. — И эти люди управляют империей!
Она вышла в зал, растаяла в музыке и переливающемся магическом освещении.
— М-да, — сказал Эрик. — Это вот что сейчас было? Я про множественное число.
— Издевается. Она часто так делает.
И была пауза, длиной в трубку и бокал вина. Оба молчали: и император и его демон. Странно, что никто их не побеспокоил: крохотный альков, отделенный от шумного праздника только портьерой, как будто выпал из сферы восприятия гостей.
— Ты мог бы вернуть дружбу князя Мелецкого, если бы вел себя более последовательно, — заговорил Эрик.
— Это как, например?
— Ты не захотел спасти князя, но сдался в плен, чтоб спасти Блудницу, и остался без руки, чтоб спасти нас. Неудивительно, что Казимир… хмм…
— …расстроился. Угу. Я вел себя последовательно. И не собирался никого спасать. Насчет руки я же говорил, что это была случайность.
— Да-да. Я помню. Ты просто порезался.
Тир вздохнул и закатил глаза:
— Не надо меня добивать. Я и так знаю, что сделал глупость. Большую глупость. Этого больше не повторится.
— Ты, рискуя жизнью, спасаешь почти сотню человек, чтоб спасти их — нас — отрубаешь себе руку, мы все признательны… Я — точно признателен. А ты, оказывается, считаешь, что сделал большую глупость. Пойми меня правильно, Суслик, это сбивает с толку.
— Я же не считаю, что совершил ошибку.
— И на этом спасибо. Но имей в виду, что, если понадобится, я просто прикажу тебе наладить отношения с Казимиром. Мы вот-вот начнем войну за Эстремаду, и в этой войне командиры двух особых авиагрупп должны, как раньше, доверять друг другу в бою. Иначе и Старая Гвардия и… «Драконы» станут в два раза менее эффективны, а этого я допустить не могу. Это понятно?
— Так точно, ваше величество.
— Очень хорошо.
— Когда начнется война?
— Летом. Время еще есть.
К середине месяца граткхар Тира пригласили в клинику Гахса, где благополучно приживили наконец-то выращенную новую руку. Казимиру восстановили потерянный глаз еще раньше. О неприятностях с раиминами можно было забыть. О своем идиотском поведении — тоже. И обязательно нужно было забыть о человеке по имени Дитрих фон Нарбэ, о пилоте с Земли, который обещал смотреть в небо и убил, не сдержав обещания. Такие воспоминания не способствуют душевному равновесию и заставляют сомневаться в тех людях, в которых сомневаться нельзя.
Тир день за днем откладывал удаление опасных файлов. Парадоксальным образом, прежде чем забыть, он хотел как следует вспомнить то, о чем — о ком — помнить нельзя. Прошлое, не осмысленное должным образом, не похороненное раз и навсегда, имеет свойство становиться будущим. История будет
