враг.

— Найти! — прорычал он.

Подбежал Хачиун, сжимая длинный меч. Следом торопился Хасар, и вскоре три брата стояли рядом, пытаясь понять в поднявшейся суматохе хоть что-нибудь.

— Рассказывай, — обратился к Чингису опухший ото сна Хачиун.

Чингис пожал плечами, напряженный, как натянутая тетива.

— Джучи увидел человека в юрте, а еще нашли убитых кебтеулов. Среди нас чужак, и я хочу, чтобы мне его доставили.

— Чингис!

Хан повернулся на голос Бортэ. Краем глаза заметил, как при звуке его имени метнулась темная тень.

В следующую секунду убийца бросился к Чингису. Хан взмахнул мечом. Незнакомец отпрянул, перевернулся через голову и вскочил, сжимая в руках ножи. Чингис понял, что не успеет опередить убийцу, тот метнет оружие раньше, чем он взмахнет мечом. Хан прыгнул на человека в темном, сбил его с ног. Вспышка боли пронзила горло хана, в тот же миг братья налетели на убийцу, их клинки насквозь протыкали тело, застревая в земле. Незнакомец не издал ни единого крика.

Чингис попытался встать, но все вокруг словно замедлило движение, расплылось перед глазами.

— Меня ранили… — удивленно пробормотал он, падая на колени.

Хан слышал, как стучат по земле ноги убийцы, бьющегося в агонии, — братья переломали ему ребра. Чингис тронул шею, моргнул, увидев на пальцах кровь. Рука вдруг налилась тяжестью, и хан грузно осел на землю, не понимая, что произошло.

Чингис увидел над собой лицо Джелме, темник двигался медленно, как во сне. Хан не слышал, что он говорит. Джелме присел рядом, обнажил рану на шее хана. Когда темник снова что-то сказал, Чингису показалось, что голос Джелме громом отдается в его голове, почти перекрывая шепот вокруг. Джелме поднял нож убийцы и выругался, заметив на лезвии темное пятно.

— Нож отравлен, — произнес он, его страх отражался на лицах Хачиуна и Хасара, которые стояли рядом, ошеломленные.

Не говоря больше ни слова, Джелме приник губами к ране на шее Чингиса, отсосал кровь. Она была горячая и горькая, воин едва не поперхнулся, сплевывая ее на землю. Снова и снова Джелме наклонялся к шее хана, хотя тот отталкивал его ослабевшими руками.

Младшие сыновья хана тихо всхлипывали, не сводили глаз от отца, который боролся со смертью. Джучи и Чагатай молча следили за Джелме. Он сплевывал отравленную кровь до тех пор, пока перед его халата не покрылся темной липкой массой.

Сквозь толпу протиснулся Кокэчу, потрясенно замер, увидев распростертого на земле хана. Опустился на колени рядом с Джелме, положил на грудь Чингиса руки — пощупать, как бьется сердце. Оно бешено колотилось, и какое-то время Кокэчу не мог различить отдельные удары. На теле хана выступил пот, кожа пылала от жара.

Джелме по-прежнему отсасывал кровь, не давая ей остановиться. Его губы занемели. «Верно, и мне яду досталось». Джелме было все равно. Он не думал о себе, словно наблюдал со стороны. Кровь капала с его губ, он тяжело дышал.

— Нельзя, чтобы он потерял слишком много крови, — предупредил Кокэчу, не убирая костлявых ладоней с ханской груди. — Иначе он не сможет сопротивляться оставшемуся яду.

Джелме посмотрел на шамана невидящими глазами, кивнул и снова припал к обжигающей коже Чингиса. Щеки воина горели, однако он продолжал спасать своего хана от смерти.

Кокэчу почувствовал, как сердце сбилось с безумного ритма, испугался, что оно остановится под его руками. Не хотел терять человека, благодаря которому получил почет и уважение среди монголов. Особенно теперь, когда Тэмуге отстранился от него. Шаман начал молиться вслух, призывал духов, бормоча древние имена. Перечислил предков и умерших родичей Чингиса. Звал Есугэя и даже Бектера, брата, убитого самим Чингисом. Пусть удержат Чингиса в этом мире, не пустят в свою обитель. Кокэчу слышал, как они спускаются на его зов, кружатся, шепчут что-то.

Сердце вновь дернулось, Чингис застонал, широко открытые глаза невидяще смотрели вверх. Вдруг трепещущий пульс выровнялся, стал размеренным, как будто внутри закрыли дверь. Шаман поежился, похолодев при мысли о том, что несколько долгих мгновений будущее монгольских племен было в его руках.

— Хватит, Джелме. Его сердце успокоилось, — хрипло произнес он.

Джелме сел. Скатал шарик из слюны и пыли, залепил порез, словно раненую лошадь пользовал. Кокэчу придвинулся ближе, заметил с облегчением, что кровь почти остановилась. Лезвие не задело основные кровеносные сосуды, и радость охватила шамана. «Похоже, хан выживет», — подумал он.

Кокэчу снова затянул молитву, просил духов мертвых приглядеть за человеком, который объединил племена. Наверняка духи не захотят забрать его к себе, пока он ведет людей вперед. Шаман вдруг с пугающей отчетливостью понял, что это правда. Соплеменники благоговейно следили за тем, как шаман водил руками над распростертым на земле телом, собирая невидимые нити, словно его чуткие пальцы опутывали хана паутиной из духов и веры.

Шаман посмотрел на Бортэ. Глаза женщины покраснели, она чуть пошатывалась. Оэлун была рядом, смертельно бледная — вспомнила, как много лет назад умирал другой хан. Кокэчу жестом подозвал обеих.

— Сейчас его поддерживают духи, — сообщил он женщинам, блеснув глазами. — Здесь Есугэй со своим отцом, Бартаном. Бектер тоже здесь, помогает хану, своему брату.

Кокэчу вздрогнул от холода, его взгляд на миг потускнел.

— Джелме отсосал большую часть яда, но сердце хана бьется неровно: иногда слишком быстро, а иногда — медленно. Ему нужен отдых. Когда хан проголодается, кормите его молоком с кровью, для прибавления сил.

Кокэчу уже не чувствовал леденящего прикосновения духов, они больше не теснились вокруг него плотным кольцом. Ничего, они сделали свое дело. Чингис пока жив. Хачиун сбросил с себя оцепенение, приказал обыскать весь улус — вдруг где-то притаились враги? Затем вместе с Хасаром взвалил на плечи обмякшее тело брата и отнес в юрту Бортэ.

Джелме стоял на коленях, страдальчески тряс головой. Его отец, Арслан, едва успел поддержать сына, когда молодого темника вырвало на окровавленную землю.

— Помогите мне, — приказал Арслан, с трудом поднимая сына на ноги.

Лицо Джелме утратило всякое выражение, он бессильно оперся на отца. Двое воинов шагнули вперед, подхватили темника под мышки.

— Что с ним случилось? — спросил Арслан у Кокэчу.

Шаман отвел взгляд от юрты Чингиса. Пальцами приоткрыл Джелме веки, заглянул в глаза. Увидев, что зрачки воина расширились и потемнели, Кокэчу выругался.

— Должно быть, он проглотил немного крови. Часть яда попала ему в желудок, — пояснил шаман, засовывая руку под мокрую от пота одежду, чтобы проверить сердце. — Джелме сильный, а яда было немного. Не давай ему спать. Води его туда-сюда. Я принесу снадобье из древесного угля, пусть выпьет.

Арслан кивнул. Приблизился к одному из воинов, поддерживающих Джелме, встал на его место, закинув руку сына себе на шею, словно в объятии. Потом вместе с другим монголом начал водить Джелме между юрт, что-то ему говоря.

Увеличивающаяся с каждой минутой толпа воинов, женщин и детей стояла молча. Никто не хотел уходить, не зная точно, выживет ли хан. Кокэчу не обращал на них внимания, думал о том, как бы побыстрее приготовить кашицу из древесного угля, которая впитает весь яд, попавший в желудок Джелме. Чингису она вряд ли поможет, но на всякий случай нужно будет принести чашу снадобья и хану. Кокэчу подошел к толпе, люди расступились, и только тогда шаман увидел Тэмуге. Ханский брат устремился к нему. В глазах Кокэчу вспыхнула злоба.

— Ты пришел слишком поздно, — тихо произнес он, когда Тэмуге приблизился. — Ханские братья