тому же С. Морзе.

Конечно, Купер не мог не заметить политической направленности критических выступлений американской печати, ее тенденциозности и недоброжелательности. Это было тем более удивительно, что не кто иной, как сама американская администрация осенью 1832 года по запросу генерала Лафайета официально подтвердила правдивость и точность финансовых расчетов Купера и тем самым, по словам писателя, доказала несостоятельность «экстравагантных утверждений… что свобода обходится дороже, чем деспотизм».

Необычный шаг американской администрации подтолкнул Купера к написанию «Письма к американским гражданам», опубликованного в филадельфийском журнале в декабре 1832 года. В письме Купер объяснял причины, побудившие его принять участие в дискуссии о финансовых расходах, и предупреждал, что некоторые официальные американские представители в Париже выступили в этой дискуссии на стороне французского правительства. Однако, как оказалось, предупреждение это было сделано впустую. Вскоре посол У. Ривес был избран в сенат США, а па его место назначили не кого иного, как Л. Харриса, о неблаговидных и непатриотических поступках которого и предупреждал Купер.

Купер прекрасно понимал все сложности, связанные с возвращением на родину. Он хорошо помнил предупреждение С. Морзе: «Как обычно, каждый здесь гоняется за деньгами; как обычно, каждые полчаса раздается сигнал пожарной тревоги, и, как обычно, свиньи свободно разгуливают по улицам города». Судя по письму С. Морзе, не так уж много изменилось в США за прошедшие семь лет. Но такой вывод был бы весьма далеким от истинного положения дел. Купер хотел своими глазами увидеть все происходящее: «Боюсь, что за последние семь лет, если верить всему, что я слышу, страна сделала достойный сожаления шаг назад. Я должен сам все увидеть и сделать свои выводы».

Писателя, конечно, весьма задевали несправедливые нападки американской печати. Крайне огорчало и то, что нападки эти печатали газеты, редакторами которых являлись люди, которых Купер считал своими близкими друзьями и в газетах которых он неоднократно печатался. В американских газетах и журналах, как правило, перепечатывались из европейских газет только отрицательные отзывы на романы писателя. «Я являюсь объектом постоянных атак в американских газетах, – сетовал Купер в письме Г. Гриноу 13 июня 1833 года. – …Поистине мы скатываемся в дьявольские времена».

На Купера очень сильно действовали все эти несправедливые нападки, он стал значительно реже появляться в парижских салонах, предпочитая оставаться дома и коротать вечера с близкими друзьями в своей скромной гостиной. Литературная работа, которая всегда возбуждала его и служила источником вдохновения, теперь продвигалась с трудом. Он пишет на французском языке сатирический скетч «Затон для пароходов», в котором высмеивает представления европейцев об Америке. Но вообще он решает прекратить свои занятия литературой. «Нет смысла обсуждать наше дальнейшее сотрудничество, – сообщает он 25 мая 1833 года своим американским издателям Г. Кэрри и И. Ли из Филадельфии. – Я должен закончить книгу, над которой сейчас работаю, она уйдет в типографию в июне, чтобы выйти в свет в августе… Вы можете объявить, что это моя последняя книга… «Палач» – последний из серии романов автора «Шпиона».

Купер намеревался завершить работу над книгой путевых впечатлений о Европе, были у него наброски еще одного романа, но определенных обязательств брать на себя он не хотел. Он был тверд в своем намерении возвратиться в Америку, а там будет видно, как все сложится.

В середине августа 1833 года семейство Куперов навсегда покинуло Париж. Поначалу они отправились в Англию, где у главы семейства были обязательства перед издателями: необходимо было написать новые предисловия к его нескольким романам, которые переиздавались в серии «Классические романы». 28 сентября Куперы на пароходе «Самсон» отплыли из Лондона и 5 ноября 1833 года благополучно прибыли в Нью-Йорк, сопровождаемые четырьмя слугами-швейцарцами. Они поселились в арендованном для них С. Морзе доме номер 4 по улице Бликер в южной части острова Манхеттен. Дом был заранее меблирован в соответствии с пожеланиями Куперов. Правда, супруга писателя нашла, что дом и вся меблировка – «слишком великолепны для нашего простого французского вкуса».

Как мы уже отмечали, Купер возвращался в Америку со смешанными чувствами. «Я возвращаюсь домой, – если это можно назвать домом, – чтобы самому вблизи разглядеть происходящее и определить, будет ли у меня в оставшейся жизни родина или нет». И первоначально Куперы не собирались задерживаться в Нью-Йорке, а хотели сразу же уехать в Куперстаун или Ньюбург. Однако по приезде Купер уступил настойчивым просьбам жены и решил остаться в Нью-Йорке по крайней мере до весны.

Через четыре дня после приезда Купера пригласили на торжественный обед в честь его старого знакомого коммодора И. Чонси. Писатель принял приглашение, надеясь встретить там множество знакомых. Действительно, он знал не меньше половины из двухсот приглашенных. Но далеко не все из знакомых говорили с ним, а те, кто стал разговаривать, были настолько сдержанно-официальны и холодны, что Купер подумывал, не пригласили ли его специально, чтобы высказать ему свое пренебрежение. Под благовидным предлогом он ушел с обеда.

В декабре писатель совершил поездку по делам в Филадельфию, Балтимору и Вашингтон. Он нашел, что страна «действительно изменилась, но перемены к лучшему не так уже заметны… Очень сильно возросла посредственность…» Это было заметно и в безвкусице новых построек, и в менее удобных каютах на пароходах, и а худшем обслуживании в тавернах.

Президентство Эндрю Джексона (1829–1837 годы) внесло серьезные изменения не только в стиль жизни американских граждан, но и в стиль правления страной. Действия вашингтонской администрации отличались непоследовательностью и противоречивостью. С одной стороны, демократизировалась избирательная система, а с другой – необычайную власть приобрел так называемый «кухонный кабинет» друзей президента. Легализовали Центральный совет профсоюзов Нью-Йорка, и в то же время сохраняли рабство негров. Ограничили, а затем и вообще прекратили деятельность частного банка США, настаивавшего на сохранении золотого паритета доллара, и принимали в уплату за общественные земли, которыми наделяли мелких фермеров, только золото и серебро. На словах ратовали за справедливое распределение государственных должностей, а на деле после выборов все должности раздавались сторонникам победившей партии.

Американская действительность, как видим, ставила перед писателем немало вопросов. Куперу было над чем поразмыслить. Он также увидел, что критическое отношение к нему газет и журналов в известной степени определялось мнением, которого придерживались зажиточные граждане. Для них он был аристократом, исповедующим заморские ереси. И лишь небольшой кружок интеллигентных друзей оценивал его по достоинству, как подлинного американца-демократа, чуждого любого иностранного влияния. Его друзья предложили организовать торжественный обед по случаю его возвращения на родину. Он вежливо отказался. И даже этот отказ не преминули поставить ему в вину.

Накануне возвращения Купера в Америку в октябре 1833 года вышел из печати его последний роман «Палач, или Аббатство виноградарей». Как и предыдущие два романа, он был написан на материале из европейской истории. Действие происходит в самом начале XVIII века в Швейцарии, в Берне. Дочь барона Аделаида любит Сигизмунда, наемного солдата – выходца из простой семьи. Несмотря на разницу в положении, Аделаида готова выйти замуж за своего любимого. Но он открывает ей свой секрет: он сын бернского палача и по закону должен будет унаследовать должность своего отца. Пока палач скрывает, что Сигизмунд его сын, выдавая его за приемыша и надеясь тем самым спасти его от уготованной ему участи. Аделаида тем не менее не отказывается от своего суженого. В конце концов выясняется, что Сигизмунд – не сын палача, а наследник генуэзского дожа, которого младенцем выкрали из родного дома.

Большого успеха роман не имел, хотя американским критикам импонировало, как Купер показывал «несправедливость, абсурдность, неразумность и пагубность наследованных привилегий».

Купер считал необходимым объяснить американским читателям, чем вызвано его решение оставить занятия литературой. Вместе с тем он хотел показать, какую опасность для Америки представляет рабское