Пропустив меня, цепи охранения сомкнулись, но теперь в обратном порядке: сначала стражники, потом женщины в синих мантиях, простершие руки друг к другу. Факелы бракков, направленные в середину, освещали молодого человека в старомодной одежде ярче, чем солнечные лучи, и я ясно видел, как он поднял руку к полям шляпы, словно салютуя.

На прощанье.

– Это были славные жизни! – крикнул я.

Он улыбнулся. По крайней мере, мне хотелось верить, что он улыбается. И шагнул в зыбкое марево портала. За ним, выдержав паузу, двинулись сопровождающие, строго соблюдая какую-то свою очередь. А когда погасли искры огонька последнего бракка, я мог только гадать, все ли синие мантии одновременно нырнули в разверзнутое пространство.

Со щелчка пальцев не прошло и минуты, а поляна уже погрузилась в обычную ночную тишину. Очень темную. Пока я добрел до граничной заставы, где мне любезно позволили разжиться фонарем, на моей коже появилось несколько свежих царапин и ссадин, а жук недовольно переместился с плеча на грудь, под защиту рубашечного полотна, где наконец и задремал, время от времени щекотно шевеля усиками.

А вот дома было светло, потому что дома были гости. Много гостей, сосредоточенных в одном- единственном человеке.

– Больше не сердишься? – спросил Натти, наливая в мою кружку подогретое вино.

– Нет.

– Ну и слава Божу! – облегченно заключил рыжий, присаживаясь на лавку.

– Божа нет. И Боженки тоже, – вспомнил я.

– Ну что-то все-таки есть. Обязательно должно быть, иначе почему молитвы иногда сбываются?

– А может, нам так только кажется? Может, люди сами добиваются того, что им нужно?

Натти сунул в рот соломинку и через нее выдул в своей кружке много радужных пузырей:

– Ты как знаешь, а я буду верить.

– Верь на здоровье.

Пузырей стало еще чуточку больше, и я невольно позавидовал рыжему, способному беспечно развлекаться даже на пороге неизвестности. А чтобы хоть немного приструнить весельчака, заметил:

– Мир скоро изменится.

– Угу.

– Дарохранитель уйдет. Демоны… Многие тоже уйдут. Сами.

– А другим мы поможем, – пообещал Натти.

– И не останется ни чудес, ни надежды на кого-то, кроме самих себя.

– Мы справимся.

– Конечно. Разве у нас есть выбор?

Наши кружки поднялись вверх словно по команде. И были осушены до дна в полном молчании, вполне соответствующем торжественности момента. А вдох спустя рыжий уже стоял за окном, и очертания его фигуры плыли, растворяясь в ночной темноте.

– Надо сбегать кое-куда, – туманно объяснил он.

– Беги, – благодушно разрешил я, хотя в чем, в чем, а в моем разрешении охотник на демонов никогда не нуждался. – Только скажи…

– Мм?…

– Там, в Аллари. В танцевальном зале. Ты ведь защищал только одного демона из всех?

Он не ответил, а широко и чуть виновато улыбнулся.

– Почему?

– Потому, что, каким бы он ни был, Дарствие родилось и выжило лишь благодаря ему. И мы тоже.

С этим было трудно спорить. Да и не нужно. Как не нужно было спорить с женщиной, робко застывшей на пороге смотрительского дома вместе с рассветом.

– Пришли взглянуть, освободилось ли место?

– Я не хотела причинить вам неприятности, – сказала лисичка, правда, тон ее голоса ни на волосок не был близок к оправдывающемуся.

– Это точно! Если бы хотели, меня бы здесь уже не было.

Она промолчала, поджимая губы.

Сильная, решительная, дерзкая. Почти как Эвина. Но у благороднейшей из благородных никогда не возникало сожаления об использованных игрушках, а девушка… нет, женщина, глядящая на меня, отчетливо сознавала толщину и прочность стены, возведенной между нами прошедшей ночью.

Но я-то смотрел на эту стену с другой стороны. Сверху. И то, что видел, вполне подходило для строительства нового… Дома или мира? Неважно. Мне не дожить до его завершения, а моим потомкам будет виднее, что получилось в итоге.

– Я должна была защитить себя.

– Вам удалось.

Со стороны могло показаться, что гордая хозяйка Блаженного Дола вот-вот расплачется, а слезы не вытекали из запавших от бессонной ночи глаз только потому, что уже были израсходованы. Полностью.

– И я не стану извиняться.

– Помните, я говорил, что не спорю с женщинами?

Она осторожно кивнула.

– А другие мои слова помните?

В светло-зеленых глазах отразилась растерянность.

До двери было всего несколько шагов, и их вполне хватило, чтобы произнести:

– Я сказал, что никогда не откажусь от собственного ребенка.

– Которого нет, – осторожно напомнила Нери.

Я потянул ее к себе и шепнул в розовое ушко, уточняя:

– Которого пока еще нет.

Где-то здесь и сейчас…

На пороге она и забеременела. На пороге осени.

Нельзя сказать, чтобы я плохо старался, но обстоятельства требовали от меня то одного, то другого занятия, не способствующего тихим мирским радостям, и так получилось, что к Элсе мы пришли лишь по первым золотым листьям.

Лекарица встретила нас широкой улыбкой и не прекращала шутить все время, которое потребовалось для осмотра будущей матери. Только в самом конце по гладкому лбу к переносице пробежала тоненькая морщинка, но скорее недоумения, чем тревоги.

– Все хорошо? – спросил я, помогая Нери подняться.

– Да, хорошо. С ребенком все хорошо.

– А со мной? – ехидно спросила лисичка.

– И с тобой, дорогая моя, все просто замечательно!

– А вы знаете… Это ведь можно узнать, правда?

– Что именно?

– Кто родится. Вы ведь знаете?

Элса Квери, самая мудрая женщина, которую я знал, щелкнула Нери по загорелому носику:

– Рано говорить! Все станет ясно в свой срок.

– Ну пожалуйста!

Перед таким умилительным напором не смогла устоять даже суровая лекарица:

– Мальчик. У вас родится мальчик.

В ее голосе было еще что-то, кроме искренней радости. Что-то вроде сомнения. Но мне было