– Вы же хотите как-то попадать в дом? Или предпочитаете ночевать на улице?
Она зло фыркнула, не удостоив меня иным ответом, и я, посчитав последний услышанный звук окончанием беседы, удалился на кухню. Кайрен хохотнул, пряча смех в кулак, и последовал за мной, а как только между нами и новой жиличкой простерся коридор, спросил:
– Почему Вы ее не выгнали?
Почему? И сам толком не понимаю. Может быть, разглядел за презрением неуверенность и страх. Обознался? Возможно. Но мне больше по нраву ее дерзость, чем медоточивость Галекса, постоянно измышляющего каверзы.
– Она – всего лишь ребенок.
– Несносный ребенок, – дополнил Кайрен.
– Запутавшийся ребенок, – поправил я.
– Откуда вам знать?
– Неоткуда, это верно. Но подумайте сами: девица, слишком юная, чтобы путешествовать в одиночестве, тем не менее, именно этим и занимается. Одежда свидетельствует о достатке, привычка приказывать – о нем же и не менее ясно. А чрезмерное нахальство и желание казаться всеведущей и всемогущей… Любой вел бы себя так же в незнакомом городе. Чтобы не отличаться от местных жителей, разумеется, но ей, как меннаске, невдомек, что нэйвосцы предпочитают в общении вежливость и спокойствие, а потому она сразу же обращает на себя внимание.
– Думаете, она из столицы?
– Кто из нас дознаватель, в конце концов?
Кайрен подумал и совершенно серьезно сказал:
– Получается, что Вы.
– Упаси меня боги!
– Но Вы все равно смогли рассказать об этой девице больше, чем я мог бы придумать.
– Да что такого я рассказал? Назвал ее столичной жительницей? Просто я видел меннасцев, да и сам несколько раз ездил в столицу: есть, с чем сравнивать. И вообще, в своих выводах я полагаюсь на собственный опыт, и только.
– Опыт? – Дознаватель хитро ухмыльнулся. – Положим, насчет нахальства и прочего, поверю: сам в юности любил дерзить по поводу и без повода. Но вот что касается привычки приказывать… Ее может распознать только тот, кто либо сам ею страдает, либо учился беспрекословно и бездумно исполнять приказы. Ну и?
Делаю вид невинный и наивный:
– Что?
– Вы что чаще делали: приказывали или подчинялись?
Он меня поймал. Кажется, понимаю, почему тоймена перевели в Плечо дознания из патрульных: может, он и не бойкого ума, но за чужими словами следит в оба, и след берет лучше собаки. Впрочем, не только берет, а и держит, что гораздо важнее.
– А Вы сами-то как думаете?
Кайрен снова улыбнулся, но теперь уже не хитро, а довольно.
– Знаете, heve Тэйлен, Вы здорово умеете притворяться. Только хочу дать совет: не играйте там, где есть зрители.
– Спасибо, запомню. И когда же я совершил ошибку?
– Когда говорили с девицей при мне.
– В чем же я ошибся?
– Вели себя так, будто ничуть не удивились ее поведению, будто такие выскочки Вам хорошо знакомы. Вы слушали ее… снисходительно. Да, точно!
– И почему это может быть сочтено подозрительным?
Он помедлил с ответом, но все же пояснил:
– Потому что мой наставник точно так же выслушивал мое бахвальство – мягко и терпеливо, а потом, на плацу, все так же спокойно доказывал, что я ничегошеньки не умею, и мне полагается засунуть язык куда подальше, тихо сесть в сторонке и внимать мудрости старших.
– И Вы… внимали?
Широкие плечи качнулись в подобии пожатия.
– Как получалось. Так вы ответите?
– А вы задали вопрос?
– Ну как же! Я спросил, что Вы делали чаще: приказывали или…
– Подчинялись? А если отвечу: и то, и другое? Поверите?
Кайрен отвел взгляд, несколько вдохов сосредоточенно изучал что-то в углу кухни, потом снова взглянул на меня:
– А знаете, поверю. Вот только это ничего не объяснит.