– Heve Дьясен?

Из-за спины живчика выступил новый пришлец – грузный, с одутловатым лицом и странно застывшими навыкате глазами, одетый в том же духе. По форме одежды мужчин вообще можно было бы назвать близнецами, только один был до крайности оживлен, а второй до той же степени крайности заморожен. Или отморожен – как кому больше нравится (лично я, по некоторому размышлению, счел более соответствующим действительности второй вариант).

Кланяюсь и ему:

– Рад познакомиться, heve.

Он не издал ни звука, судорожно кивая. Испуган? Растерян? Не верит счастью назначения на ответственный и значимый пост? Хе-хе-хе. Насчет поста: сомнительное счастье, на мой скромный взгляд. Хотел бы я посмотреть на того умника из Головной управы, который прислал нам нового ллавана. Наверняка ведь расписывал в самых радужных красках, куда отправляет бедолагу, говорил, какое место денежное, да как богато обставлено… Угу. Денежное. Второй месяц сидим без каких бы то ни было денежных поощрений за добросовестный труд. Гоир, конечно, кое-что получил в обход казначейства, потому и отправился с легкой душой на южные лечебные воды поправлять здоровье, а вот простым смертным доходы на поддержание себя в живом и здравом состоянии, как водится, не положены.

– Мы можем поговорить здесь?

Живчик озирает мой кабинет – пять на восемь футов с мебелью в составе стола и пары кресел, а также нескольких открытых шкафов по стенам, на полках которых высятся кипы бумаг. И присесть-то негде…

– Давайте пройдем в другую комнату.

Веду их в переговорную – она чуть ли не вдвое больше, а уж по количеству мест для сидения превосходит обстановку моей обители и вовсе в три раза. Сегодня комната пустует: престарелая дама, ведущая переписку и переговоры с заказчиками, в силу преклонного возраста и временного отсутствия ллавана тоже не утруждает себя каждодневным посещением управы.

– Пригласите всех работников, – уже совершенно по-хозяйски велел Салим. – Мы объявим волю головного ллавана.

– Да, разумеется.

Десять шагов по коридору, и я у дверей кабинета, в котором располагаются старшие тоймены управы.

– Чего там?

Это спрашивает Дарис: двадцать три года, рост выше среднего, смуглая кожа, глаза темные, волосы цвета мореного красного дерева, черты лица крупные, маловыразительные, женат и счастлив в супружестве.

– Все идем в переговорную.

– Зачем?

А это уже Ксантер: двадцать четыре года, рост высокий, глаза светло-зеленые, волосы светло- каштановые, черты лица не менее крупные, но более привлекательные, чем у Дариса, не женат, но собирается. Наверное. Может быть.

– Новое начальство приехало.

– Что?!

– Ладно, идем: сейчас все узнаем из первых рук.

Парни переглянулись, словно посмотрелись в зеркало: оба выглядели одинаково испуганными, но я не стал дожидаться новых расспросов хотя бы потому, что сам пока не знал ни единого ответа, и вернулся в переговорную.

Когда мы трое уселись перед четверкой незнакомцев (двое не представленных оказались сопровождающими охранниками, о чем можно было догадаться и без объяснений, по каменным рожам и отсутствию мысли в глазах), живчик тоже малость растерялся:

– Это все работники управы?

– Да, все, кто сегодня на службе.

Кажется, Салим не ожидал такого развития событий, потому что сделал паузу аж на несколько вдохов. Впрочем, ему, судя по всему, мало что могло испортить настроение: тишина оборвалась так же внезапно, как и началась.

– Разрешите представить вашего нового ллавана: heve Дьясен!

Ксантер не преминул спросить:

– А со старым что?

Вообще, тоймен-красавчик (коим его не без основания полагали все особы женского пола) отличался умением общаться с кем бы то ни было и мог очаровать и расположить к себе любого собеседника, но временами нарочно менял местами настойчивость и наглость. Салим, надо отдать ему должное, взял себя в руки и отнесся к выпаду благодушно:

– Вот прочтите, здесь все изложено.

Уже знакомый мне пергамент перекочевал в руки Ксантера. Дарис заглянул приятелю через плечо, и оба тоймена долго и внимательно изучали представленную писанину, потом, растерявшись и помрачнев еще больше, вернули лист обратно.

– И… что будет?

Хотя в этом месте настоятельно требовалось участие новоявленного ллавана, живчик вновь не позволил тому сказать и слова: