он еще ни разу не попадал в настоящие переделки. Поэтому парень молчал и надеялся, что Андрюха остынет сам.
Наверное, так бы и произошло, если бы не вмешательство Лены.
Девочка соскочила с подоконника и, сжав кулаки, приблизилась к Андрюхе.
— Кто это слабак? Кто это лох? А ну, повтори! — потребовала она. В ее голосе чувствовалась нешуточная угроза.
— Заступаешься, да? — усмехнулся Андрюха. — За парня заступаешься? Ну ты, Ленка, даешь! Ты посмотри, до чего он тебя довел! Ты ему памперсы еще не меняешь?
Петя сдержался, но Лена не смогла. Подойдя к Андрюхе вплотную, она отвесила ему звонкую пощечину. Звук был особенно громким в наступившей тишине. И голос парня, ломкий, истеричный, тоже прозвучал на весь подъезд:
— Гад! Это ты во всем виноват!! Это ты ее довел!!!
После началось что-то невообразимое. Андрюха, оттолкнув Лену, с кулаками кинулся на Петра. Тот отскочил к стене, сжался, закрыл голову руками. Он старался увернуться от ударов, но Андрюхины кулаки почти сразу достали его, вызвав дикую боль и звериную ярость. И тогда, подчиняясь какому-то инстинкту, Петя стал отвечать — сперва неумело, неловко, лишь слегка тыкая противника в грудь, а потом все резче, агрессивнее, неожиданно для самого себя открыв, что он уже не защищается, а нападает, и вот уже было не понять, кто кого сильнее молотит кулаками и кто громче кричит…
Драчунов растащил вызванный жильцами участковый.
— Посмотрите, что они тут устроили! Притон какой-то! Бандитские разборки!
Голоса бдительных старушек доносились с разных сторон, но Петя ничего не видел: глаза застилал красный туман. Тяжело дыша, он все еще сжимал кулаки.
Рядом стоял Андрюха, растрепанный, с ссадиной на щеке и огромным фиолетовым синяком под глазом. «Неужели это я его так?!» — с ужасом и раскаянием подумал Петя. Однако и сам он выглядел не лучше. Полу оторванный рукав куртки болтался на ниточках, из носа текла кровь, разбитые губы вспухли…
— Боже мой! Что это?! — раздался возглас Петиной мамы.
Петя усмехнулся. Что ж, вот она — черная полоса. Теперь не помогут никакие разговоры и объяснения. Ничего хорошего в ближайшее время ожидать не приходится.
И действительно, посыпались неприятности.
Безошибочным чутьем вычислив Лену, мама обратилась прямо к ней:
— Так это с тобой дружит мой сын?
Девочка испуганно кивнула. В широко раскрытых глазах стояли слезы.
— Так вот. Сообщаю, что я запретила Пете с тобой встречаться. И сделаю все, чтобы ты никогда больше не появилась ни в нашем подъезде, ни в его жизни!
Развернувшись, Лена бросилась вниз. Следом двинулись остальные.
— Лена! Постой! — Петя рванулся за девочкой, но милиционер остановил его.
— Шел бы ты домой! И так уже столько дел наворотил!
Петя, кивнув, побрел к себе, заперся в комнате и долго сидел, не отвечая родителям. До него донеслись обрывки разговора:
— Подумаешь, подрался! Для парня это естественно! — говорил отец.
— На виду у соседей! На глазах у всего подъезда! Да еще из-за кого! Из-за этой… этой…
Петя слушал и молчал. Он думал о том, что трещина в отношениях с родителями вот — вот станет настоящей пропастью. А если так — придется бежать из дома.
Взгляд упал на компьютер. Парень пересел поближе.
Ему повезло. Ева была в сети.
— Слушай, если я убегу из дома, ты меня примешь?:( — спросил Адам.
— Конечно! Приходи! Хоть сейчас! — не колеблясь, ответила Ева, и на душе у Пети полегчало.
— А что случилось? — пришел вопрос.
— «Я жизнью отфутболен в грязный угол», — ответил он строчкой из Сэмюэля Миллека.
— «Но где-то рядом есть окно и дверь! — процитировала она следующую. — Не унывай! Зима почти не вечна!»
— «Как все-таки жаль, что Лена равнодушна к Миллеку!» — вдруг с острым сожалением подумал Петя.
А следующая мысль была почти крамольной.
Если она не понимает его любимого певца, как же она поймет его?
IV четверть
Виртуальная помолвка
Зима действительно оказалась не вечной: сразу после весенних каникул резко потеплело, и вместе с грязными потоками и непроходимыми лужами на городские улицы пришла весна. Проблема греющейся в подъезде молодежи исчезла сама собой, так же как и конфликты с соседями. Теперь компания проводила время во дворе, на детской площадке или в парке.
Бежать из дома Пете не пришлось. Уже вечером того злосчастного дня мама зашла к нему в комнату, села на кровать.
— Не болит? — участливо спросила она. Петя, что-то буркнув, отвернулся к стене: у него не было желания мириться, к тому же «боевые» травмы действительно болели.
— Ладно, не сердись, — мама тяжело вздохнула, подоткнула одеяло. — Мы же хотим как лучше…
— Предоставьте мне решать самому, что для меня лучше, а что хуже! — не выдержал Петя. Он развернулся, сел на кровати.
— Но ты пока не можешь! — мама испуганно глядела на мальчика. Она не узнавала своего сына: куда подевались робость, застенчивость, нерешительность? — Ты совсем ребенок!
— Это вы так считаете! — отрубил Петя, краснея. Хорошо, что мама не увидела этого в темноте! — А по меркам нашего законодательства я уже взрослый! Мне пятнадцать, и у меня есть паспорт! Так что я даже уголовно ответственен! — Петя узнал об этом на последнем уроке по граждановедению.
— Уже есть за что?! — окончательно перепуганная мама схватилась за сердце.
— Пока нет, но если вы будете давить, я за себя не ручаюсь! — Петя вошел во вкус и теперь торопился выложить наболевшее. — Вы говорите, я стал другим, испортился и все такое, но ведь и я про вас могу то же самое сказать! Что с вами стало? Вас как будто подменили! Были нормальные люди, просекали все, как надо, я вами гордился! А теперь? Всех моих друзей распугали, морали начали читать — вы этого даже в первом классе не делали! Девчонку мою обидели! Предки, опомнитесь!
К концу пламенной речи Петя уже не сидел, а стоял на кровати, возбужденно размахивая руками.
— Тише, тише, — принялась успокаивать его мама. — Успокойся, Петенька, ложись!
— Я не Петенька! Я — Петр Владимирович! — парень гордо выпрямился, посмотрел на маму сверху вниз. — Чувствуешь разницу?
— Нет, ты еще не Петр Владимирович! — вдруг неожиданно резко ответила мама, дернув сына за руку, отчего тот мешком плюхнулся на одеяло. — Взрослый человек, Петр Владимирович, хоть иногда думал бы не только о себе, но и о близких! И понял бы, что у них есть некоторое право беспокоиться и волноваться о нем!
— Беспокоиться, но не вмешиваться в его жизнь! — буркнул остывший Петя.
— И вмешиваться тоже! — мама стояла над ним грозная, как статуя Командора из пьесы Пушкина