потерял голову и готов был делать все, что она прикажет, лишь бы только продолжала это странное действо, лишь бы только она не отталкивала его и не уходила.

Он догнал ее, развернул лицом к себе, поцеловал снова и повалил на кровать. Как когда-то, когда она пришла сюда в самый первый раз. Тогда Наташа была еще жива… Тогда все было иначе…

Кожа ее была такой холодной, нежной и мягкой, словно самый тонкий китайский шелк. Каждое прикосновение к ней было наслаждением, подбрасывающим еще больше дров в разгоравшееся пламя.

Люся освободила его от рубашки и задержала руки на плечах, вонзая в кожу свои маленькие ногти. Руки ее сейчас напоминали своей хваткой птичьи лапки, которыми большие хищные птицы держат свою добычу, отрывая ее от земли в небеса.

Он целовал ее лицо, шею, ключицы, маленькую грудь, выступающие ребра и руки, когда она отпустила его. Он распустил ее волосы, и они теплой волной, сладко пахнущей фимиамом и миррой рассыпались по ее обнаженным плечам и он зарылся в них лицом, теряя голову от этого аромата. Это какой-то сон… Грезы в предсмертной агонии.

— Я люблю тебя, — шепнул он ей на ухо, — только тебя…

Люся в это мгновение с трудом сдерживала себя, чтобы не спросить «А Наташе ты говорил тоже самое, да?», но она молчала, кусая губы, чтобы как-то вынести это.

Кир не ждал слышать от нее ответа, он хорошо помнил ночной разговор с Татьяной и ее слова резали его душу как нож.

Но могла же она ошибиться! Ведь Люся сама пришла к нему, сама ввела в искушение, толкнув в бездну желания, из которой он так долго и старательно пытался вырваться. И продолжала эту опасную игру сейчас.

Он снова поцеловал ее и она ответила, обхватывая его шею руками, словно случайно касаясь рубца, который сразу же загудел острой болью. Кир отстранился и посмотрел в ее глаза, снова столкнувшись с этим безумным огнем в них. «Что ты медлишь?» — спрашивал этот огонь и Люся снова притянула его к себе, вовлекая в поцелуй. Ее пальцы скользнули вниз по его телу, отыскав застежку брюк, но он остановил ее и отстранился.

Ему стало мерзко и страшно от того, что он чуть было, не сделал и он сел на кровать рядом с ней, спрятав лицо в ладонях.

Она ребенок. Ей пятнадцать. Между ними двадцать чертовых лет разницы и одна непреодолимая стена ее ненависти. Он не имеет права даже прикоснуться к ней и уж тем более…

— Прости, я не могу, — тихо-тихо сказал он.

— Не хочешь меня? — злым насмешливым голосом спросила Люся, стыдливо закуталась в одеяло и забилась в угол постели, — что-то не так?

Он убрал руки и встретился с ее прежним, полным ненависти взглядом. Она сбросила ту маску, за которой пряталась все это время и теперь стала снова собой. Огонь все еще горел, но теперь он желал крови.

— А хочешь правду? — поинтересовалась она, подняла с пола свою одежду и начала постепенно возвращать ее на место, ничуть не смущаясь его присутствия, потом она руками пригладила и причесала пальцами свои длинные волосы, — она не очень приятная.

— Правда никогда не бывает приятной, — заметил Кир.

— Да, это верно, — согласилась Люся, — так слушай. Мне нужны были доказательства, чтобы написать заявление в милицию. Кто поверит мне без них? Это же смешно — девственница, заявляющая об изнасиловании, — она презрительно поморщилась, ей было противно все это говорить, но она держалась. Делать все это тоже было противно, но ради свой цели она готова была пройти огонь, воду и медные трубы.

— Идиотка, — взвыл он и вцепился себе в волосы, — ты ненормальная! И ты готова была идти на такое только ради мести? А почему тебе было не переспать с кем-то другим, чтобы иметь доказательства? — он получил за эти слова удар по лицу и нервно рассмеялся, а потом сказал упавшим голосом, — я почти поверил тебе.

— Почти? — издевательски переспросила Люся, — я была так неубедительна? Ты играл с ней. Я играла с тобой. Все справедливо.

В эту минуту ему хотелось придушить ее за то, что отняла надежду, которую только что дала, за ее безграничную глупость и жестокость. Он резко вскочил и бросился на нее, но не смог сжать пальцев на этой изящной шее, его приятно обожгло тепло ее тело и ощущение того, что она так близко. Люся совершенно не испугалась.

— Если ты не собираешься меня насиловать, то соизволь убрать свои лапы, — процедила она, чувствуя себя победительницей. Кир покорно сполз на пол, подальше от нее и пошарил по карманам, в поисках сигарет.

— Люся, а ты веришь в бога? — зачем-то спросил он. Девочка нахмурилась.

— К чему это? — откликнулась она, — когда-то верила.

— Тебе знакомы какие-нибудь заповеди?

— Ты говоришь о религии со всеми женщинами, которых собирался трахнуть? — огрызнулась она вместо ответа и эти слова ужалили его в и без того израненную душу.

— Нет, мне просто интересно, слышала ли ты что-нибудь о прощении.

Она оставила его слова без внимания и ушла в коридор, принялась неторопливо одевать обувь. Кир догнал ее и оперся на дверной косяк. Ноги у него подкашивались, голова гудела.

Люся одела пальто и остановилась, внимательно глядя ему в глаза полным боли, отчаяния и ненависти взглядом. Серые волны океана в ее глазах вздымались в высь, желая раздавить и утопить в своей глубине любой попавшийся им хрупкий кораблик.

— После того, как ты угробил мою сестру, в моей жизни не осталось никакого смысла, — совсем тихо проговорила она, — кроме мести. И я буду мстить до последнего. Последнего вздоха. Твоего, — она сама справилась с замками и, не сказав более ничего ушла.

Кир сполз вниз, понимая, что у него нет сил, чтобы бежать следом, чтобы возражать ей что-то или пытаться убедить в том, что вместе со смертью Наташи ее жизнь не закончилась.

Если она так хочет его смерти, то она ее получит.