а отдохнув часа три-четыре, возвращались опять.
Испытания закончены. Теперь затихший корабль будет отдыхать, а испытатели вместе с разработчиками начнут придирчиво исследовать осциллографические и телеметрические записи. Словно врачи, изучающие кардиограмму, склоняются они над пленками и лентами, чтобы установить безошибочный диагноз.
Наконец долгожданный вывод сделан: замечаний по комплексным испытаниям нет!
Это уже почти путевка в жизнь. Теперь корабль может покинуть стены родного завода и, поднявшись в воздух, пока, правда, в качестве груза в фюзеляже самолета, опуститься за тридевять земель в далеких казахских степях, на площадке космодрома.
К концу разбора комплексных испытаний в КИС пришли Сергей Павлович и Борис Ефимович. Аркадий Ильич доложил, что замечаний у испытателей нет.
— Ну что ж, если все в порядке, завтра с утра соберем всех главных конструкторов, сообщим им итоги. И если возражений не будет, попросим у руководства согласия на отправку корабля на космодром. Аркадий Ильич, надеюсь, у вас списки испытателей уже есть?
— Да, Сергей Павлович, списки готовы.
— Борис Ефимович, я прошу вас лично посмотреть списки. Надо взять тех, кто сможет обеспечить подготовку на самом высоком уровне. Я думаю, состав испытателей на космодроме не должен меняться: тот состав, который будет готовить первый корабль, будет готовить и второй и третий.
Известно, какое значение имеет сыгранность любой спортивной команды в минуты напряженных сражений, слаженность действий орудийных расчетов в бою, слетанность самолетных экипажей. Это взаимопонимание с полуслова, вера друг в друга стоят очень много. Наша «первая сборная» должна была отлично «сыграться». Насколько прав был Сергей Павлович, предложив такой порядок работы, мы много раз убеждались впоследствии.
Через день вся наша группа вылетает на космодром и приступает к завершающим испытаниям. Вся работа была расписана по дням, часам, минутам. Назначены ответственные за каждый этап испытаний, которые начались на следующее утро. Настроение у всех приподнятое, разговоры только о том, что с космодрома по домам не уедем, не запустив корабль с космонавтом. Все шло без срывов. Закончена проверка кресла, всех его механизмов и приборов. Инженеры из группы Федора Анатольевича подготовили манекен и одели его теперь уже не в белый халат, а в настоящий летный скафандр, так как в этом полете проверялось все — хоть и без человека, но так, как с человеком.
Когда ярко-оранжевую фигуру уложили в кресло, застегнули замки привязной системы и подсоединили электрические разъемы от микрофонов, телефонов и телеметрических датчиков, подошел Сергей Павлович, а с ним несколько человек, среди которых одного я видел впервые.
— Заканчиваем подготовку кресла с манекеном к установке в корабль! — доложил Федор Анатольевич.
Подошедшие стали рассматривать лежащего в кресле «человека».
— Сергей Павлович, а знаете, увидев такую фигуру где-нибудь в поле или в лесу, я принял бы ее за покойника! — усмехнувшись, заметил незнакомый.
— Да, Марк Лазаревич, пожалуй, вы правы, мне как-то это до сих пор в голову не приходило. Перестарались чуть-чуть наши товарищи; не надо бы придавать манекену такого человеческого подобия. А вдруг после приземления подойдет к манекену кто-нибудь из местных жителей — пожалуй, и недоразумение может произойти. Федор Анатольевич, что же делать?
— Сергей Павлович, подготовка уже закончена, герметичность проверена, и все электрические испытания прошли…
Как всегда в таких острых ситуациях, быстро родилось вполне приемлемое предложение. Решили на спине скафандра краской крупными буквами написать «МАКЕТ», а лицо под шлемом закрыть куском белого поролона и на нем сделать такую же надпись.
Все это было сделано в течение получаса, и кресло передано для установки в корабль.
Проходя по залу монтажного корпуса около уже подготовленного носителя, я опять встретил Сергея Павловича с тем товарищем, которого он назвал Марком Лазаревичем. Сергей Павлович подозвал меня.
— Вы не знакомы? Заслуженный летчик-испытатель, Герой Советского Союза, кандидат наук Марк Лазаревич Галлай! Он уже полгода занимается с космонавтами, но его, наверное, будет интересовать корабль?
— Ну конечно же, Сергей Павлович, мне очень хотелось бы все потрогать своими руками.
— Так вот, в вашем распоряжении ведущий конструктор. — И, повернувшись ко мне, Королев распорядился: — Покажите Марку Лазаревичу все, что его будет интересовать!
Манекен в скафандре был не единственным «космонавтом» на корабле. Чтобы ему не было «скучно», в компании с ним должна была лететь и собака по кличке Чернушка. Только в отличие от предыдущих космических путешественниц она не располагала отдельной герметичной кабиной с питанием, регенерационной установкой, индивидуальной вентиляцией. Ее поместили в простую клетку, которую установили вместо «космического гастронома» (так мы называли маленький шкафчик с продуктами питания для космонавта). Манекен не питался, поэтому пространство под «гастроном» и было отдано «напрокат» Чернушке.
Подобное ущемление собачьего достоинства было допустимо, поскольку полет корабля по программе должен был продолжаться не сутки, как летали Белка и Стрелка, а всего около 100 минут — один виток.
Медики тщательно подготовили свою пассажирку. Ее задача, несмотря на непродолжительность полета, была не из легких. Собачонке предстояло не только перенести в простой клетке взлет, невесомость и перегрузки при входе в атмосферу, но впервые приземлиться вместе с кабиной, а не катапультироваться, как ее предшественницам. Клетка с Чернушкой должна быть установлена в кабину корабля на старте.
Наконец на заседании Государственной комиссии подробно обсуждены и выслушаны доклады руководителей, утвержден порядок работ на стартовой позиции. Старт назначен на 9 марта.
И опять к ракете, лежащей на специальной платформе, медленно подходит мотовоз, раскрываются створы ворот, и люди молча провожают творение рук своих на стартовую позицию.
Проходят генеральные испытания ракеты: замечаний нет.
Наступает наш черед. Посоветовавшись с Константином Дмитриевичем и Аркадием Ильичом, решаем перед установкой клетки с Чернушкой как следует отработать операцию укрепления крышки люка. Расчет «верхнего мостика» вместе со слесарем-сборщиком Володей Морозом получил задание — произвести установку крышки десять раз. Это очень нужно: сэкономленное на этой операции время может быть использовано потом космонавтом для проверки систем кабины.
С секундомером в руках наблюдаю, как раз за разом устанавливается и снимается люк. Хорошо, четко работают ребята. Еще раз! Еще раз! Все меньше и меньше минут тратится на операцию. Смотрю вниз.
Приехал Сергей Павлович. Вот он выходит из машины, подходит к ракете и о чем-то разговаривает с Константином Дмитриевичем; наверно, тот докладывает о подготовке к старту. Вызвав лифт и спустившись вниз, я докладываю об окончании тренировочных работ. Сергей Павлович смотрит на часы.
— Что-то медики задерживаются. Почему же они до сих пор не привезли Чернушку? Поди-ка быстренько позвони, в чем там дело?
Спускаюсь к телефону: дежурный отвечает, что машина «с медициной» вышла три минуты назад. Не успеваю еще подняться к ракете, как из-за поворота бетонки показывается «газик», и через минуту на руках лаборанта Чернушка едет на лифте вверх, чтобы занять свою «однокомнатную квартиру без удобств». Через десять минут медики спускаются. Теперь Федору Анатольевичу предоставляется возможность последний раз осмотреть кресло, скафандр, подключить последние штепсельные разъемы к пиротехническим устройствам катапульты. Сергей Павлович, приказав докладывать ему после завершения
