ветчины). — Я бы сказал, что условием такого быстрого и безболезненного развития было то, что в Темном Мире религия, политика и всяческая идеологическая чушь гораздо меньше влияли на развитие наук, техники и технологий. Например, первые разработки, очень похожие на работы наших первых генетиков, появились в Темном Мире в нашем понимании уже где-то на закате античного мира. Казалось бы, осталось только завидовать этим счастливцам, но…

Профессор сделал гримасу, долженствовавшую изобразить что-то вроде «Но нет в жизни счастья!» и продолжил:

— Всякая система в своем развитии доходит рано или поздно до кризиса. Вы вообще-то представляете себе, что такое система, развитие и кризис?

— Весьма приблизительно, — признался я.

— Не буду вас мучить терминологией, — успокоил меня Михаил Иванович. — Просто напомню, что ни длительное существование любой системы, ни тем более ее развитие невозможны без того, чтобы в системе не действовали обратные связи.

— Мне такими вещами заниматься не приходилось, — заметил я. — Так что слово «напомнить» — это чересчур лестный комплимент для меня.

— Тем не менее вы поняли, что я имею в виду. И то, как быстро система дойдет до кризиса и можно ли будет ее из этого кризиса вывести, зависит всегда от того, сколько таких связей в ней учтено и главное — насколько они эффективны. Так вот, Темный Мир оказался системой, которая не выдержала того, что исправно служившие ее быстрому развитию связи в какой-то момент стали неэффективными. А силы, действовавшие в системе, были уже слишком мощными, чтобы можно было остановить ее саморазрушение. Если хотите, можете считать, что там, на нашей Земле, наши медлительность, слабость и раздробленность спасли нас от той глобальной катастрофы, к которой пришла цивилизация Темных. Мы, так сказать, разменяли одну большую беду на множество малых. И пока продолжаем платить по счету мелкими купюрами. Правда, это не может продолжаться вечно.

— Ну а что же именно приключилось с ними? — попробовал я внести какую-то конкретику в слишком уж абстрактные сведения, которыми пичкал меня мой новый высокоученый знакомец.

— Почти то же самое, что угрожает и нам, — пожал плечами профессор. — Только в более отдаленном будущем. Экологический кризис, исчерпание ресурсов, военный конфликт с применением самых высокотехнологичных видов оружия… И — биологическое вырождение.

— Что, вот так вот все сразу? — удивился я. — В одном флаконе?

— Не совсем так, — заметил профессор, нахмурившись. — Процесс вырождения у них начался гораздо раньше, чем другие виды кризиса. Оно, так сказать, предшествовало всем остальным бедствиям. Я бы сказал, что это был как раз типичный случай горя от ума. Едва только открыв первые, самые важные биологические законы, они там — в своем параллельном мире — принялись за улучшение самих себя. И хозяев жизни, и тех, кому судьба отвела роль слуг, говорящего инструмента в руках сильных мира того, и тех, кто должен был сражаться за их интересы, и тех, кому суждено было по их замыслам населять иные миры, дно морей и океанов во имя безграничной экспансии рода человеческого…

— Ну такие идеи бродят и у нас, — заметил я. — Там на Большой Земле… Генетическая инженерия применительно к человеку. Клонирование и все такое…

— Но мы, слава богу, пока что топчемся на месте, — отозвался Михаил Иванович. — Почти на месте. И чешем в затылке. Предки Темных были куда как энергичнее. И мыслили более прямолинейно. Это, наверное, было следствием их ускоренного развития и э… как бы это сказать… того, что им недоставало неудач. Негативного, так сказать, опыта. Так или иначе, в мире, которому еще только предстояло стать Темным, начались широкомасштабные работы по улучшению рода человеческого. Джинн был выпущен из бутылки. А когда джинн выпущен из бутылки, загнать его обратно — задача потруднее, чем вернуть выдавленную зубную пасту обратно в тюбик или из яичницы получить свежие яйца.

— Так что? — не понял я. — Там у них был какой-то фашизм, что ли? Если с людьми делали все, что хотели?

— Зачем же? — добродушно усмехнулся профессор. — Для того чтобы творить с людьми самые страшные вещи, вовсе не нужны ни диктатура, ни даже просто насилие в обычном понимании этих слов. Охота, как говорится, пуще неволи. В обычном обществе — даже в таком, которое являет собой образец демократии, — с людьми творят страшные вещи с помощью самых простых приемов. Сотни тысяч людей совершенно добровольно платят немалые деньги за наркотики, которые быстренько отправляют их на тот свет. Другие продают свою кровь ради того, скажем, чтобы просто заплатить за свое обучение… Третьи подрабатывают, соглашаясь быть подопытными кроликами в очень сомнительных медицинских экспериментах… Так что предкам Темных достаточно было объявить участие в своих биологических программах выгодным, и дело было сделано. Не забудьте, что населению постоянно демонстрировали тот выигрыш, который получают в жизни потомки тех, кто участвовал в программах контролируемых браков или вообще предоставил свои яйцеклетки и сперматозоиды для работ по улучшению рода человеческого. Тогда — еще вполне человеческого… Профессор замолчал и сделал очередной глоток из чашки. Я тем временем спросил его:

— Но если эти успехи не были враньем, то что же тогда привело их к вырождению?

— Отдаленные последствия… — пояснил Михаил Иванович. — Отдаленные последствия, господин маг. Их всегда трудно предсказать. Сегодня вы считаете, что высокопродуктивный сорт кофе достоин того, чтобы засадить им свои плантации, выкорчевать напрочь другие сорта. И вашему примеру поспешно следуют конкуренты. Очень скоро — через один-два сезона — все плантации Южно-Американского континента оказываются засажены, собственно говоря, клоном единственного высокопродуктивного сорта. А еще через несколько лет выясняется, что высокая продуктивность этого растения сцеплена с его неустойчивостью к какому-нибудь болезнетворному грибку, о существовании которого селекционеры и не подозревали, когда выводили новый сорт. И вы на несколько сезонов лишаетесь урожаев кофе на целом континенте.

— Кажется, такое было на самом деле, — припомнил я.

— Да, — кивнул профессор. — Это реальный пример из нашей истории. А вот пример из истории Темного Мира. Тоже вполне реальный, но куда более трагический. Вы считаете, что тот или иной ген мешает, допустим, ускоренному развитию способности к обучению. И добиваетесь того, что через несколько поколений значительная часть населения планеты избавляется от «тормозного» гена. И педагоги, и родители рады росту успеваемости подрастающего поколения. А когда сама эпопея по искоренению зловредного гена уже уходит в прошлое, оказывается, что в геноме человечества пробита брешь. «Зловредный» ген, как выясняется, защищал развивающийся мозг от воздействия какого-то химического соединения, редко встречающегося в чистой экологической среде. Но развитие химических технологий этого продукта в окружающую среду подбросило, и немало. И дети родителей, «хлебнувших» этого продукта, теряют психическую стабильность, становятся агрессивны и непредсказуемы в своем поведении. Растет волна преступности. А введение в хромосомы далеких уже предков другого «полезного» гена, ну, допустим, такого, который повышает устойчивость организма к простуде, приводит к рождению целого поколения дебилов, в ответ на появление в окружающей среде нового вируса, о котором раньше и слыхом не слыхивали.

— На Земле такое бывало? — поинтересовался я.

— Что-то вроде… — поморщился профессор. — К счастью, не на генном уровне, но… Например, про историю с «талидомидом» слыхали? У матерей, которые принимали этот препарат, беременность и роды протекали без проблем. Только рождали они чудовищ.

— Ну и что же стало с Темными? — спросил я. — Точнее, с их предками?

— Я вам привел только два примера, — вздохнул Михаил Иванович и добавил себе в чашку отвара.

Похоже, за годы жизни в Странном Крае он все-таки привык к этой дряни.

— А примеров таких, — продолжил он, — успело накопиться тысячи. И именно к тому моменту, когда на той, «параллельной» Земле грянули кризисы и войны, тамошнее человечество сделалось генетически отягощенным нестабильным видом. Стало невозможным не только ухаживать за больными и неполноценными или их лечить. Стало невозможным прокормить большинство населения. А радиационное заражение, химическая и биологическая войны довели дело до конца. Параллельный мир стал мертвым,