когда этого долго не случается — очень долго, целые годы, тогда человек сам себя вдруг начинает обижать и даже жалеть.

Борис огляделся, выбирая себе на освободившийся вечер то ли занятие, то ли просто направление движения. Взгляд зацепился за телефонную будку, и подумалось — оттуда, из жалости к самому себе: а как бы отреагировала на его голос Надя? Может, это было и нечестно по отношению к Ивану, но он уже настолько, видимо, разбередил себя, что уговорил совесть: я лишь поздороваюсь и узнаю, как у них дела. У обоих. Тем более Иван его узнал, и нужно хотя бы объясниться или извиниться за последний случай.

У аппарата Борис все же помялся, вспоминая давнее обещание не появляться на их пути, и жетон для этого, как и в первый раз, не стал опускать. Но лишь только на другом конце подняли трубку, он суетливо вставил коричневый кругляшок.

— Да, я слушаю.

Надя! Она.

— Вас не слышно, перезвоните, — попросила она.

Боясь, что на второй раз у него не хватит смелости, Борис торопливо откликнулся:

— Алло, Надя?

— Боря? — мгновенно узнала она, словно все эти годы или по крайней мере последние дни ждала именно его звонка.

А может, и вправду ждала? Иван рассказал о встрече, и она ждала…

— Да, я, — ответил он. Разговор развивался быстрее, чем он мог продумывать свои ответы, это волновало его — вдруг ненароком затронет запретное.

— Иван говорил, что ты можешь позвонить.

Значит, не она ждала, а Иван сказал. Черевач всегда все про него знал и всегда все чувствовал. Эх, не надо было звонить!..

— Ты откуда звонишь? — брала на себя инициативу в разговоре Надя, словно чувствуя его состояние.

— Почти с работы.

— Приезжай в гости. Адрес не забыл?

В гости? Адрес? Он увидит Надю? Нужно было расстаться с Людой, чтобы услышать и даже увидеть свою первую любовь? Эту жертву он принимает и завтра же придет с благодарностью к Людмиле. Но как безумно трудно будет смотреть на Надю при Иване!

— Иван дома? — с тайной надеждой на обратное спросил Борис как можно нейтральнее.

— Нет. Но я тебя жду. Приезжай.

Ивана нет. Это в самом деле подарок судьбы. Но потом он появится… Нет, было бы лучше, если бы он с первой минуты встречи находился дома. Тогда у них выстроилась бы общая линия поведения, а так…

Забыв, с каким желанием только что мечтал о прикосновении к Людмиле, он стал думать о встрече с Надей. Однако на большее, чем звонок в дверь, его мечтаний не хватало. Там, за этим звонком, были туман, невесомость, нереальность. И — Надя. Вот она — та реальность, от которой вновь кипит кровь.

Борис нырнул в метро, подбежал к первой же цветочнице. Выбрал самый красивый букет роз, но тут же остановил себя: он не имеет права выпячивать свою любовь к Наде перед Иваном. Расплачиваясь, он подумал и о другом: на эти деньги он хотел шикануть с Людой. Теперь как бы получается, что для него все едино, кто рядом. Но продавщица уже протягивала руку за деньгами, и он отдал их. Да, он хотел встретиться с Людой. Но сейчас, да и раньше, главнее Нади никого для него не было.

То сдерживая себя, то, наоборот, чуть ли не бегом преодолевая переходы, Борис добрался до Кутузовского. Хорошо, что старые районы Москвы не перестраиваются и то, что запомнилось двадцать лет назад, находится все на тех же самых местах. Кинотеатр «Пионер», хотя пионеров уже нет, дом Брежнева, хотя и его эпоха кажется чуть ли не мезозойской эрой. А есть Надя, сумасшедше-милая девчушка в белых гольфах. Вон виднеется ее дом.

Борис спохватился: он же совсем забыл про Ивана. Он идет к ним обоим, поэтому нужно хотя бы ради приличия взять бутылку коньяка.

Во дворе он все же поплутал и лишний этаж проскочил, но номер квартиры их общего года рождения привел к тому порогу, где мысленно стоял сотни раз. И вот теперь стоит взаправду. Бешено стучит сердце. А цветы нужно было все же купить те, которые самые красивые. Он имел на это право. Что если сбегать снова к метро и купить новый букет? Только ноги теперь не унесут его отсюда. Ни за что. Он прилип к коврику, хотя и отнялась рука, которую нужно поднять, чтобы нажать на звонок. Хорошо, что Ивана нет. Это будет их встреча. Вернее, это будет его встреча с Надей, и никто не должен видеть его чувств. Прекрасно, что нет Ивана. Подарок судьбы. Нужно быстрее звонить, пока не появился он. Вот только…

Додумать больше он ничего не успел. Звякнул вызванный кем-то лифт, и, боясь, что это как раз Черевач, Борис торопливо утопил кнопку звонка. За дверью послышались торопливые шаги, и, уже улыбаясь встрече, но улыбаясь нервно, потому что еще не доехал лифт, он отступил.

Надя! Безумно, ослепительно красивая, в светлом брючном костюме, тоже улыбающаяся. Как же долго они не виделись!

— Здравствуй, — тихо произнес он, не имея сил тронуться с места. Надя должна сама выбрать, определить тот порог чувств, за который переступать нельзя.

Но, похоже, она думала приблизительно также, потому что замялась на пороге, и, хотя улыбка не пропала, исчез тот огонек в глазах, то светлое озарение лица, когда ждешь большего, чем происходит на самом деле. Она ждала его порыва, поцелуя, объятий?

Торопясь догнать ускользающее, вновь зажечь светом лицо Нади, Борис подался навстречу. Крепко и нежно обнять ее помешал букет, и он лишь ткнулся носом в горячую щеку. Единственное, что он сделал откровенно и только для нее, еще раз прошептал:

— Здравствуй.

И она, все поняв и сама подчеркивая, что все помнит, придержала его у своей груди. Мгновение, вобравшее в себя целую жизнь. Его хотелось остановить, задержать, сделать поступком, действием, но Надя теперь уже сама отстранилась, провела ладонью по его щеке и отступила, приглашая в квартиру.

— Ты почему так долго не объявлялся? — спросила она из комнаты, куда ушла то ли ставить цветы, то ли унять свое возбуждение.

Борис пожал плечами: правду не скажешь, а сочинять что-то про тайную службу или какую-либо другую ерунду не хотелось. Надя появилась сама, посмотрела на него. Все поняв, подошла. Вгляделась теперь уже пристально, отыскивая те черточки, которые остались в памяти с курсантских и суворовских времен. А может, привыкая к новому образу. Борис протянул руки, и она послушно прильнула к нему. И пока он целовал ее волосы, гладил по плечам, безропотно и беззащитно стояла рядом. Хорошо, что нет Ивана…

— А Иван скоро будет? — чтобы не возрадоваться, не предать дружбу, не позволить себе воспользоваться моментом, спросил Борис.

— Наверное, уже никогда, — проговорила из-под рассыпавшихся волос Надя. И когда он непонимающе хотел отстранить ее от себя, сама прижалась к нему что есть силы. — Он ушел.

— Как? — В то, что Иван ушел навсегда, в первые секунды даже не подумалось: разводятся другие, сотни других, но чтобы уходить от Нади…

На этот раз она сама отстранилась, вновь ушла в комнату. Вошедший следом Борис увидел стопки перевязанных книг, готовых для переноски. Коробки, пакеты. Но больше всего поразили и убедили в случившемся демонстративно вывешенные на плечиках суворовская форма Ивана и ее белое платье. И записка, приколотая к одежде. Издалека трудно было рассмотреть, что написано на ней, но, судя по цифрам, скорее всего это была дата их знакомства.

— Да, вот так, — грустно усмехнулась Надя, проследив за его взглядом. — Ушел Иван Черевач. Уже месяц, как я одна, — добавила она, словно догадавшись, что Борис начнет убеждать ее в невозможности случившегося.

Борис стоял, пораженный неожиданной новостью. В душе смешалось все: и вынырнувшая из каких-то глубин тайная, никуда, оказывается, не исчезавшая даже с годами надежда, и нотка