Малый Дувр склонялся к Большому, будто отвешивая ему поклон, – так казалось издали; промежуток футов в двадцать между подножьями двух этих скал равнялся вверху восьми – десяти футам, не более.

С вершины, на которую взобрался Жильят, был лучше виден скалистый нарост, занимавший часть площадки Большого Дувра.

Площадка находилась по меньшей мере в трех саженях над его головой.

Между ним и площадкой лежала бездна.

Под ним убегала, теряясь в глубине, вогнутая стена Малого Дувра.

Жильят снял с пояса веревку, быстро, на глаз, определил расстояние и закинул кошку на площадку.

Кошка царапнула по скале и сорвалась. Веревка упала, вытянувшись под ногами Жильята, вдоль обрыва Малого Дувра.

Жильят снова забросил веревку, но еще выше, нацеливаясь в гранитный горб, где он разглядел расщелины и желобки.

Бросок был так ловок и меток, что кошка зацепилась.

Жильят дернул веревку.

Край скалы обломился, и веревка вновь закачалась в воздухе, задевая стену утеса.

Он в третий раз забросил веревку.

Кошка не сорвалась.

Жильят изо всех сил потянул за веревку. Она не поддавалась. Кошка впилась в скалу.

Она зацепилась за какую-то неровность, которую Жильят не мог рассмотреть.

Предстояло вручить свою жизнь неведомой опоре.

Жильят не колебался.

Ему было некогда. Приходилось выбирать наикратчайший путь.

Да и спуститься на палубу Дюранды, чтобы обдумать другие меры, было почти невозможно. Если поскользнешься, непременно свалишься вниз. Тому, кто поднимется сюда, не спуститься обратно.

Движения Жильята, как всякого хорошего матроса, были точны. Оа никогда понапрасну не растрачивал сил. Он прилагал их, сообразуясь с целью. Поэтому он и совершал геркулесовы чудеса, обладая самой обычной мускулатурой; бицепсы у него были, как у любого человека, но сердце было иное. Физическая сила сочеталась в нем с энергией – силой душевной.

Он затеял опасное дело.

Удастся ли ему, повиснув на веревке, преодолеть пространство между двумя Дуврами? Вот в чем вопрос.

Человек, готовый на подвиг во имя долга или любви, нередко сталкивается с подобными задачами, словно предложенными самой смертью.

«Решишься ли?» – шепчет могильный мрак.

Жильят снова потянул веревку, испытывая кошку; кошка держалась крепко.

Жильят обмотал левую руку шейным платком, затем, взяв веревку в кулак правой руки, сверху зажал его левой; потом он занес одну ногу вперед, другой быстро оттолкнулся от скалы, чтобы сила толчка помешала закрутиться веревке, и прыгнул на крутой скат Большого Дувра с вершины Малого.

Толчок был резкий.

Жильят принял меры предосторожности, но все же веревка закрутилась, и он ударился плечом о скалу.

И тут же отлетел от нее.

Теперь он ушиб о гранит кулаки. Платок соскользнул.

Руки были ободраны в кровь, – хорошо еще, что не переломаны.

Прыжок оглушил Жильята; с минуту он висел неподвижно.

Но он настолько владел собой, что справился с головокружением и веревку не выпустил.

Прошло некоторое время, пока он, раскачиваясь и подтягиваясь, старался поймать веревку ногами; все же он добился своего.

Он окончательно пришел в себя и, обхватив веревку ногами так же крепко, как руками, взглянул вниз.

Его не тревожило, что веревки не хватит: не раз приходилось ему спускаться по ней и не с такой высоты. А тут ее конец даже волочился по палубе Дюранды.

Удостоверившись, что на суднр спуститься можно, Жильят стал взбираться вверх.

Спустя несколько мгновений он был на площадке.

Ничья нога еще не ступала сюда, залетали лишь одни пернатые гости. Площадка была усеяна птичьим пометом.

Она имела форму неправильной трапеции – в этом месте обломился верх огромной гранитной призмы, называемой Большим Дувром. В самом центре трапеции была выдолблена гранитная чаша. То была работа дождей.

Предположения Жильята оправдались. В южном углу трапеции виднелось нагромождение камней – вероятно, обломки рухнувшей вершины. Если дикий зверь взобрался бы на эту площадку, он мог бы укрыться между этими глыбами, напоминавшими исполинские булыжники. Они валялись беспорядочной грудой, поддерживая, подпирая друг друга; между ними чернели щели, как в куче крупного булыжника. Не найти было здесь ни пещеры, пи грота, но всюду виднелись отверстия, как в губке… Одна из этих нор могла приютить Жильята.

Ее выстилали трава и мох.

Жильят лежал бы там как в футляре.

У входа нора была высотой в два фута. В глубину она постепенно сужалась. Встречаются каменные гробы такой формы. Эта спальня, прикрытая с юго-запада глыбами гранита, была защищена от ливней, но открыта для северного ветра.

Жильят нашел, что искал.

Обе задачи были разрешены: у лодки была гавань, у него – кров.

Недалеко было и до разбитой Дюранды; от этого его жилье выигрывало еще больше.

Железная кошка, провалившись между двумя обломками скалы, зацепилась прочно. Жильят укрепил ее, придавив большим камнем.

Он немедля воспользовался удобным сообщением с пароходом.

Отныне он. был у себя дома.

Большой Дувр стал его пристанищем, Дюранда – мастерской.

Побывать там и вернуться, подняться и спуститься – было проще простого.

Он быстро соскользнул по веревке на палубу Дюранды.

Погода стояла отличная, для начала все шло хорошо.

Жильят был доволен; ему захотелось есть.

Развязав корзину с провизией, он открыл складной нож, отрезал кусок копченой говядины, съел ломоть хлеба, отпил глоток пресной воды из жбана – поужинал великолепно.

Хорошо потрудиться и вдоволь поесть – двойная радость.

Сытый желудок подобен удовлетворенной совести.

Когда Жильят покончил с ужином, было еще достаточно светло. Он воспользовался этим и стал разгружать разбитое судно, – мешкать было нельзя.

Оставшуюся часть дня он сортировал обломки. Он отложил и отнес в уцелевшее машинное отделение то, что могло пригодиться: дерево, железо, снасти, паруса. Все ненужное он бросил в море.

Груз, поднятый шпилем с лодки на палубу, хоть в нем и не было ничего лишнего, загромождал ее. В скале Малого Дувра Жильят обнаружил что-то вроде глубокой ниши, до которой мог дотянуться рукой. В скалах часто встречаются такие естественные стенные шкафы, правда, без дверок.

Жильят нашел, что это надежное место для хранения имущества. Он задвинул поглубже оба ящика – с инструментами и с одеждой, оба мешка – со ржаной мукой и сухарями, а корзину с провизией поставил впереди, пожалуй, слишком близко к краю, но иного места не было.

Он предусмотрительно вынул из ящика с одеждой овчину, непромокаемый плащ с капюшоном и просмоленные гетры.

Чтобы веревку не трепал ветер, он привязал ее нижний конец к одному из шпангоутов Дюранды.