Рантен повернулся.

Сьер Клюбен продолжал:

– Я уже вам сказал, что удовольствуюсь тремя тысячами фунтов. Вот вам сдача – десять фунтов.

Он бросил Рантену камешек, обернутый кредиткой.

Рантен ударом ноги швырнул в море и банкнот и камешек.

– Как вам угодвю. Видно, вы богач. Значит, мне беспокоиться нечего, – заметил Клюбен.

Шум весел, который все нарастал во время беседы, стих, Это означало, что лодка остановилась у подножия скалы, – Карета подана. Можете садиться, Рантен.

Рантен направился к лестнице и начал спускаться вниз.

Клюбен осторожно подошел к обрыву и, вытянув шею, принялся наблюдать.

Лодка пристала к нижнему уступу скалы, как раз там, где утонул береговой сторож.

Глядя вслед Рантену, прыгавшему с уступа на уступ, Клюбен проворчал:

– Бедняга этот номер шестьсот девятнадцать! Воображал, что он здесь один. Рантен воображал, что они – вдвоем.

И только один я знал, что нас тут трое.

Он заметил под ногами на траве подзорную трубу, которую уронил сторож, и поднял ее.

Снова послышался плеск воды. Рантее прыгнул в лодку, и она поплыла в открытое море.

После первых взмахов весел, когда Рантен уже сидел в лодке и она стала удаляться от берега, он вдруг вскочил: его лицо исказила уродливая гримаса, и он закричал, потрясая кулаками:

– Эх! Сам дьявол и тот. – мерзавец!

Немного погодя до скалы, на которой стоял Клюбен, следивший за лодкой в подзорную трубу, сквозь шум моря отчетливо донеслись слова, произнесенные зычным голосом:

– Сьер Клюбен! Хоть вы и честный человек, но я думаю, что вы одобрите мое намерение написать Летьери и оповестить его обо всем, что произошло. Кстати, в лодке находится гернсеец из команды «Тамолипаса» по имени Айе Тостевен, он вернется в Сен-Мало в следующий приезд Зуэлы и засвидетельствует, что я вам вручил для передачи мессу Летьери три тысячи фунтов стерлингов.

То был голос Рантена.

Клюбен принадлежал к породе людей, доводящих все до конца. Стоя неподвижно, как стоял береговой сторож, на том же месте, не отрываясь от подзорной трубы, он ни на миг не терял из поля зрения уходившую лодку. Он видел, как она становится все меньше и меньше, то теряясь в волнах, то снова показываясь, видел, как она подошла к кораблю, лежавшему в дрейфе, как причалила, и даже разглядел высокую фигуру Рантена на палубе «Тамолипаса».

Лодку подняли на корабль и убрали на шлюпбалки. «Тамолипас» развернул паруса. Потянул береговой ветер, все паруса надулись; подзорная труба Клюбена все еще была наведена на силуэт корабля, постепенно терявший четкость очертаний, и через полчаса «Тамолипас» превратился в маленький черный завиток на горизонте, тающий в бледном вечернем небе.

В тот вечер сьер Кяюбен вернулся поздно.

Одной из причин его позднего возвращения была прогулка до порта Динан, богатого питейными заведениями. В каком-то кабачке, где его никто не знал, он купил бутылку спиртного и сунул ее в широченный карман куртки, словно хотел спрятать; затем Клюбен отправился на пароход, чтобы убедиться, все ли в порядке, ибо Дюранда должна была утром отчалить.

Когда сьер Клюбен вошел в «Гостиницу Жана», в нижней зале еще сидел старый капитан дальнего плавания ЖертреГабуро, потягивая пиво и покуривая трубку.

Жертре-Габуро приветствовал сьера Клюбена между затяжкой табака и глотком пива.

– Здорово, капитан Клюбен.

– Добрый вечер, капитан Жертре.

– Вот и «Тамолипас» бтчалил.

– Да? А я и не заметил.

Капитан Жертре-Габуро сплюнул и продолжал:

– Убрался Зуэла. – Когда же?

– Нынче вечером.

– Куда он держит путь?

– К черту на рога.

– Не сомневаюсь, но куда именно?

– В Арекипу.

– А я ничего и не слыхал, – сказал Клюбен и добавил: – Пора на боковую.

Он зажег свечу, пошел было к двери, но вернулся.

– Случалось вам бывать в Арекипе, капитан Жертре?

– Случалось. Немало лет тому назад.

– В какие порты заходили по пути?

– Во все понемножку, ненадолго. Но «Тамолипас» заходить не будет.

Капитан Жертре-Габуро вытряхнул пепел из трубки на тарелку и продолжал:

– Слыхали о люгере «Троянский конь» и красивой трехмачтовой шхуне «Трантмузен», что ушли в Кардиф? Я был против того, чтобы они выходили в непогоду. В хорошем же виде они вернулись. Люгер, нагруженный терпентином, дал течь, пришлось взяться за насосы, а с водой заодно выкачали весь груз. Особенно пострадала надводная часть шхуны; княвдегед, гальюн, фока-галсбоканец, шток якоря левого борта – все было разбито. Утлегарь начисто срезан у самого эзельтофта.

Ватерштаги и ватербакштаги – поминай как звали. Фок-мачта хоть и получила здоровый толчок, однако ж легко отделалась.

Все железные части бушприта сорваны, но, неслыханное дело, сам он только помят, хотя совершенно ободран. В обшивке левого борта дыра в добрых три квадратных фута. Вот что значит не слушаться людей!

Клюбен поставил свечу на стол и, перекалывая булавки, воткнутые в отворот куртки, проговорил:

– Вы, кажется, сказали, капитан Жертре, что «Тамолипас» никуда заходить не будет?

– Да. Он идет прямо в Чили.

– Стало быть, он не даст о себе знать с дороги? – Позвольте, капитан Клюбен. Во-первых, он может передавать письма всем встречным судам, идущим в Европу.

– Правильно.

– Во-вторых, в его распоряжении морской почтовый ящик.

– А что вы называете морским почтовым ящиком?

– Разве вы не знаете, капитан Клюбен?

– Нет.

– В Магеллановом проливе.

– Ну?

– Сплошной снег, бури без передышки, препротивные ветры, море – хуже некуда.

– И что же?

– Вы, скажем, обогнули мыс Монмут.

– Так. Дальше!

– Дальше, вы обогнули мыс Валентен.

– Ну, дальше!

– Дальше обогнули мыс Изидор.

– А потом?

– Потом мыс Анны.

– Так. Но что же вы называете морским почтовым ящиком?

– А вот мы до него и добрались. Горы справа, горы слева.

Всюду пингвины, буревестники. Место страшное. Клянусь сотней тысяч угодников и тысячей обезьян в придачу, там ад кромешный. А грохот какой! Шквал на шквале! Вот где зорко следи за вин-транцем. Вот где вовремя убавляй паруса! Там-то и заменяй грот кливером, а кливер – штормовым кливером. Ветер налетает