Слугой там был не то мальчишка, не то зобастый карлик то ли двенадцати, то ли шестидесяти лет, не выпускавший из рук метлы.

Завсегдатаи входили через калитку, остальные посетители – через лавку.

Что же это была за лавка?

В высокой стене на улице, справа от калитки, было пробито прямоугольное отверстие, служившее и дверью, и окном со ставнями, и рамой – единственные во всем доме ставни на петлях и с задвижками, единственная застекленная рама. За 'тим окном, выходившим на улицу, помещалась каморка, пристроенная к галерее-ночлежке. Над дверью виднелась надпись сделанная углем: «Здесь торгуют редкостями». Выражение это уже и тогда было в ходу. За стеклом на трех полках, прилаженных в виде горки, красовались фаянсовые кувшины без ручек, разрисованный китайский зонтик, весь в дырах, не открывавшийся и не закрывавшийся, бесформенные обломки медной и глиняной посуды, продавленные мужские и дамские шляпы, две-три раковины, связки старых костяных и медных пуговиц, табакерка с изображением Марии- Антуанетты и разрозненный том Алгебры Буабертрана. Такова была лавка. Таков был выбор «редкостей». Черный ход из лавки вел во двор с колодцем. В лавке стояли стол и табуретка. Продавщицей.

была женщина с деревянной ногой.

Во вторник вечером Клюбен не показывался в «Гостинице Жана», не был он там и в среду вечером.

В этот день, когда начало смеркаться, в переулке Кутанше появилось двое мужчин: они остановились у Жакресарды. Один из них постучался. Дверь лавчонки открылась. Они вошли.

Женщина с деревянной ногой одарила их улыбкой, которая предназначалась только для людей почтенных. На столе горела свеча.

Действительно, пришельцы были люди почтенные.

Тот, кто стучал, произнес: «Здравствуйте, хозяйка. Пришел за обещанным».

«Деревянная нога» снова одарила его улыбкой и вышла через черный ход во двор с колодцем. Немного погодя дверь снова приотворилась и пропустила какого-то мужчину. На нем был картуз и блуза; блуза топорщилась, под ней было что-то спрятано. В ее складках застряли соломинки, глаза у человека были заспанные.

Он подошел ближе. Все молча оглядели друг друга. У человека в блузе было тупое и хитрое лицо. Он спросил:

– Вы, значит, оружейник?

Тот, кто постучался в дверь, ответил:

– Да. А вы, значит, Парижанин?

– Именно. По кличке Краснокожий.

– Показывайте.

– Глядите.

Парижанин вытащил из-под блузы редкостное для тех времен в Европе оружие – револьвер.

Револьвер был новый, блестящий. Посетители стали его рассматривать. Тот, кому, видимо, было знакомо это заведение и кого человек в блузе назвал оружейником, взвел курок. Он передал револьвер спутнику, стоявшему спиной к свету, – посетитель этот не походил на местных жителей.

Оружейник спросил:

– Сколько?

Человек в блузе ответил:

– Я привез его из Америки. Есть такие чудаки, которые тащат с собой обезьян, попугаев, всякое зверье, как будто французы – дикари. Ну, а я привез вот эту вещичку. Полезное изобретение.

– Сколько? – повторил оружейник.

– Пистолет с вращающимся барабаном.

– Сколько?

– Паф! Первый выстрел. Паф! Второй. Паф!.. Выстрелы градом. Что скажете? Работает на совесть!

– Сколько?

– Шестизарядный!

– Ну так сколько же?

– Шесть зарядов – шесть луидоров, – Согласны на пять?

– Никак не возможно. По луидору за пулю. Вот моя цена.

– Хотите покончить с делом, говорите толком.

– Я сказал правильную цену. Поглядите-ка на товар, господин стрелок.

– Поглядел.

– Барабан вертится, как господин Талейран. Можно бы эту вертушку поместить в Справочнике флюгеров. Ох, и хороша машинка!

– Видел.

– А ствол-то – испанской ковки.

– Заметил.

– И сделано из стальных лент. Вот как приготовляют эти ленты: в горны вываливают корзину со всяким железным ломом. Берут любой железный хлам – ржавые гвозди, обломки подков…

– И старые лезвия от кос.

– Только что хотел сказать об этом, господин оружейник. Подложат под эту дрянь жару сколько нужно, и вот – тебе расчудесный стальной сплав…

– Да, но в нем могут оказаться трещины, раковины, неровности.

– Еще бы! Но неровности сгладишь напилком, а от продольных трещин избавишься при сильной ковке. Сплав обрабатывают тяжелым молотом, потом еще разок-другой поддают жару; если сплав перекален, то его подправляют жирной смазкой и снова легонько куют. Ну, а потом вытягивают, навертывают на цилиндр, и из этих-то железных полос, черт его знает как, получаются готовенькие револьверные стволы, – В таких делах вы, видно, мастер!

– Я на все руки мастер.

– У ствола какой-то голубоватый отлив.

– В этом вся красота, господин оружейник. А получается он при помощи жирной сурьмы.

– Итак, решено, платим пять луидоров.

– Позволю себе заметить, сударь, что я имел честь назначить шесть луидоров.

Оружейник заговорил вполголоса:

– Послушайте, Парижанин. Пользуйтесь случаем. Сбудьте это с рук. Вашему брату такое оружие не к лицу. С ним живо попадетесь.

– Это-то верно, – подтвердил Парижанин, – вещица в глаза бросается. Человеку с положением больше подходит, – Согласны на пять луидоров?

– Нет, шесть. По одному за заряд.

– Ну, а шесть наполеондоров?

– Сказал – шесть. луидоров.

– Выходит, вы не бонапартист, раз предпочитаете Луи Наполеону!

Парижанин, по кличке Краснокожий, ухмыльнулся.

– Наполеон получше. Но Луи – повыгоднее.

– Шесть наполеондоров.

– Шесть луидоров. Для меня это разница в двадцать четыре франка…

– Значит, не столкуемся.

– Что ж, оставлю себе безделушку.

– Ну и оставляйте.

– Спустить цену! Чего захотели! Уж никто не скажет, что я продешевил такую вещь. Ведь это новое изобретение.

– В таком случае прощайте.

– Усовершенствованный пистолет. Индейцы племени чивапиков называют его «Нортей-у-Га».

– Пять луидоров наличными и в золоте.