И я согретая невольно,Несусь в пространстве голубом,Твердя старинное «довольно».Светила смотрят все мрачней,Но час тоски моей недолог,И скоро в бездну мир червейПомчит озлобленный осколок.Комет бегущих душный чадУбьет остатки атмосферы,И диким ревом зарычатПустыни, горы и пещеры.И ляжет жизнь в моей пыли,Пьяна от сока смертных гроздий,Сгниют и примут вид землиПовсюду брошенные кости.И снова будет торжество,И снова буду я единой:Необозримые равниныИ на равнинах никого.
1908
После смерти
Я уйду, убегу от тоски,Я назад ни за что не взгляну,Но, сжимая руками виски,Я лицом упаду в тишину.И пойду в голубые садыМежду ласковых серых равнин,Чтобы рвать золотые плоды,Потаенные сказки глубин,Гибких трав вечереющий шелкИ второе мое бытие…Да, сюда не прокрадется волк,Там вцепившийся в горло мое.Я пойду и присяду, устав,Под уютный задумчивый куст,И не двинется призрачность трав,Горизонт будет нежен и пуст.Пронесутся века, не года,Но и здесь я печаль сохраню.Так я буду бояться всегдаВозвращенья к распутному дню.
1908
Поэту
Пусть будет стих твой гибок, но упруг,Как тополь зеленеющей долины,Как грудь земли, куда вонзился плуг,Как девушка, не знавшая мужчины.Уверенную строгость береги:Твой стих не должен ни порхать, ни биться.Хотя у музы легкие шаги,Она богиня, а не танцовщица.И перебойных рифм веселый гам,Соблазн уклонов легкий и свободныйОставь, оставь накрашенным шутам,Танцующим на площади народной.И, выйдя на священные тропы,Певучести пошли свои проклятья.Пойми: она любовница толпы.Как милостыни, ждет она объятья.