оружием небрежно брошенную на землю дубину, ею, в случае необходимости, этот странный человек вполне мог уложить одним ударом горного медведя.

— Ну, чего стоите, гости дорогие? — спросил старичок, хотя вроде бы и не смотрел вовсе в их сторону, да и трудно было их заметить обыкновенному человеческому глазу, со свету в темноте, а вот поди ж ты, заметил... — Подходите, супчику моего отведайте, раз уж вас сюда занесло.

Они вышли на свет костерка и остановились в нескольких шагах от странного старичка, переминаясь с ноги на ногу и не зная, как себя вести при этой странной встрече. Наконец Танаев подошел на пару шагов ближе и осторожно осведомился:

— Отведать супчику, конечно, можно, только из чего он у тебя?

— А ты, однако, невежлив, молодой-старый человек! Разве гости у хозяина спрашивают, из чего угощение варено?

— Так ведь место здесь необычное...

— Что верно, то верно. Место необычное. И супчик у меня необычной. А варен он из белорыбицы слепой, что живет в здешних омутах подземных, и приправлен грибками бодроносами да мхом заворотным, так что особого вреда вам от моего супчика не будет, разве что голова немного закружится, у кого она не слишком крепкая.

Танаев продолжал исподволь изучать старичка и к огоньку присаживаться не спешил. Не нравилось ему лицо старичка, скрытое под густой бородой, разросшейся до самых бровей. Не нравились желтые глаза без зрачков и рваная шапка, слегка приподнятая в том месте, где вполне могли скрываться небольшие рожки.

— Ты кто будешь-то, старче, и давно ли сидишь здесь?

— Ох, давно, давно, навигатор Танаев! Уже лун, этак, тысячу сижу. Еще когда потоп начинался наверху, так я уже тут сидел!

С арифметикой старик был явно не в ладах, зато отвечал он охотно, с насмешливой искоркой в глазах, и невозможно было в его словах отличить вымысел от правды.

— А зачем сидишь-то? — попробовал Танаев зайти с другой стороны.

— Путников жду. Таких, как ты. Проклятых в одну сторону посылаю, чистых в иную.

— Значит, ты здесь вместо стража?

— Эк, куда хватил! Где мне до стража! Я лишь сортировщик. Когда вы стража увидите, вопросы задавать не будете. Ну, так как, будете мой супчик пробовать?

— А если откажемся? — с заметным интересом спросил Танаев, пристально наблюдающий за руками старичка и готовый в любую минуту выхватить меч из ножен у себя за спиной.

Но старичок, несмотря на провокационный вопрос Танаева, вел себя по-прежнему спокойно. Он деловито помешал суп, зачерпнул ложкой неаппетитную с виду жидкость, в которой плавали какие-то лохмотья, подув на ложку, попробовал свое варево, а затем ответил, даже и не глядя в сторону Танаева.

— Ну, что же... Откажетесь так откажетесь. Каждый сам решает, что ему есть, а что нет. Только тех, кто супчика моего не попробует, дальше я не пропускаю. Ни направо, ни налево. Не знаю я, куда их тогда пропускать.

— И многих ты уже не пустил?

— За столько-то лун, что я здесь сижу, упрямых набралось человек десять. И все, как один, монахи. Все, как один, в нечистую силу неверующие.

— Ну, и где они сейчас?

— Сами-то они, может, и на небесах, этого мне знать не дано, а косточки их вон в той яме лежат. — Он кивнул на большую яму у себя за спиной, где, если присмотреться, можно было и впрямь разглядеть груду человеческих костей.

— А может, там как раз те лежат, кто твоего супчика отведал? — спросил Годвин, подходя ближе и сжимая обеими руками свою пику, с виброножом вместо наконечника.

— Может, и те. Это ведь как, пока не попробуешь, не узнаешь!

— А ну прочь с дороги, погань лесная! Узнал я тебя, и поскольку в нечистую силу я верую, то и заклинаю тебя именем Господним — уйди с дороги подобру-поздорову! — закончил Альтер, выставив перед собой вместо оружия крест. К сожалению, обыкновенный — не шунгитовый. Шунгитовый ему так и не вернули, после наложения епитимьи за его утрату.

— Нет, монах, никуда я не уйду. И нет у тебя здесь надо мной власти.

— Зато у меня есть! — тихо, почти задумчиво, произнес Танаев, вглядываясь в желтые, глубоко запрятанные глаза старика.

— Да кто ты такой, чтобы мне в глаза смотреть без боязни?! — гневно воскликнул старец, отбросил ложку с хваленым супчиком и, торопливо нащупав свою палицу, вскочил на ноги. Роста он Танаеву оказался всего по пояс, зато в ширине плеч намного превосходил бывшего навигатора. Впрочем, это сейчас не имело никакого значения, потому что не физической силой они мерились.

Годвин решил воспользоваться ситуацией, старец-то основательно отвлекся, рассердившись на Танаева. Бывший чистильщик рванулся вперед и вложил в удар вибропики всю тяжесть своего тела.

Вот только увязла пика в невидимой преграде, так и не достигнув цели, и руки Годвина словно примерзли к ней, не мог он теперь двинуться ни вперед, ни назад. Альтер, бормоча не то заклинания, не то молитвы, тоже попытался приблизиться к супостату, однако и он застрял на полпути. Так что остались они теперь один на один. Танаев и леший, которого опознал в странноватом старичке Альтер.

Танаев даже не попытался потянуться к своему оружию, сознавая, что не может себе позволить отвлечься от желтых, всепожирающих глаз лешего ни на одну секунду.

Он пока держал его, не давал замахнуться дубиной, но стоило это предельного напряжения сил, и они быстро убывали. Однако и лешему, который был вынужден держать сразу троих людей, приходилось нелегко. Он первым пошел на попятную, отшвырнул в сторону свою дубину и примирительно елейным голосом произнес:

— Из-за чего спор, братец? Ты же проклят, это я и так, без всякого супчика, знаю.

— Никакой я тебе не братец! — хрипло возразил Танаев, пытавшийся показать, что невидимый поединок оставил ему достаточно сил для дальнейшей борьбы. Но леший на его слова лишь усмехнулся и, кивнув на расходящийся за его спиной в две стороны подземный проход, произнес:

— Тебе направо, им налево.

— Мы уйдем вместе! — твердо отчеканил Танаев, снова пытаясь поймать ускользающий взгляд желтых, спрятанных под густыми бровями глаз. Но леший на этот раз его вызов не принял, только спросил:

— Ты что же, погубить их хочешь, человече? Им хода в правый туннель нету. Вид стража только такие, как ты, могут вынести, а твои друзья — враз окостенеют.

Сам не зная, почему, Танаев сразу ему поверил.

— Даешь слово, что с ними ничего в левом туннеле не случится?

— Кто же моему слову верит? Ты лучше сам загляни, я препятствовать не стану!

И Танаев внутренним взором прошелся по всему левому туннелю, круто забиравшему вверх и заканчивавшемуся в монастырских подвалах. Тут и впрямь он не заметил никаких опасных тварей или хитрых ловушек. Но зато, когда он попытался то же самое проделать с правым туннелем, его сознание вновь уперлось в непроницаемую стену, и леший сразу же, отрицательно покачав головой, пояснил:

— Это страж тебя не пускает, я здесь ни при чем.

— Ну, хорошо. Считай, что договорились.

— Ты хоть знаешь, на что идешь, человече? Из правого туннеля никто еще не возвращался!

— А я и не собираюсь возвращаться. У меня с самого начала дорога в один конец была.

— Ну, коли так, иди себе. Раз уж ты проклят, я тебе препятствовать не имею права, страж с тобой разберется. — Спустя минуту какое-то сомнение одолело лешего. — Ты вот что... Если вдруг, мало ли что... Чудеса ведь тоже бывают! Вспомни там обо мне, если дойдешь. Скажи, леший Матвей свой долг выполнил.

— Скажу обязательно. А ты позаботься о моих друзьях. Если с ними что случится, я тебя и с того света достану.