— Впрочем, кое-что я все же попытаюсь сделать! — продолжил монах. — Усилю защиту ваших доспехов.

Правда, назвать доспехами толстые кожаные куртки, прихваченные ими из поселка, можно было лишь с большой натяжкой. Монах встал и, подойдя к Годвину, стал бормотать какое-то заклинание, простерев руки над его валявшейся на земле курткой.

— Отойди от моей одежды! — яростно выкрикнул Годвин. — Раз ты не можешь помочь расправиться с этими тварями, нечего изображать из себя великого мага!

— Дело твое, брат мой, я лишь хотел помочь и сделать то, что в моих силах. — Отойдя от Годвина, монах подошел к угрюмо сидевшему на камне Танаеву.

— Я вижу, ты очень устал, не откажись принять щепотку моих листьев. Они помогут тебе продержаться лишние полчаса, а там, даст Бог, крысиды оставят нас в покое. У них остается очень мало времени до того, как закроются врата, и я думаю, предстоящая атака будет последний.

— Твоими бы устами... — пробормотал Танаев, однако от необычного угощения отказываться не стал. У листьев неизвестного ему растения, похожих на лавровые, только более мелких, был странный аромат и приятный вяжущий вкус. Медленно разжевав пару таких листьев, он проглотил их и почувствовал, как тепло начинает распространяться по всему телу.

— Что это за растение?

— Обычный лимонник. Но над ним мои братья произнесли нужные молитвы и накопили внутри каждого такого листочка достаточно силы, чтобы в крайних обстоятельствах можно было противостоять врагу.

— Разве здесь бывает лето? Мне кажется, в ледяной пустыне, окружающей нас со всех сторон, не осталось ни одного зеленого растения, кроме сосен.

— Лето здесь бывает, хотя и очень короткое. Возможно, ты увидишь его, прежде чем покинешь наш монастырь.

— Сначала нужно до него добраться. Ты слишком оптимистичен, брат мой. Смотри, они снова полезли на скалу, и эта атака может оказаться для нас последней.

— Не надо так говорить и даже думать не надо. Воин, который заранее предрекает себе поражение, тем самым действительно приближает его!

— О чем же я должен думать, когда крысиды начнут нас кромсать?

— О весне, брат мой, о живительной силе солнца, о том, что на этих мертвых скалах все равно расцветут цветы, и особенно в тех местах, на которые прольется наша кровь.

Произнеся эту многообещающую фразу, монах взял свой меч и занял предназначенную ему позицию, напротив узкой расселины, по которой уже поднимались несколько крысидов, отвратительно визжа и поддерживая друг друга на крутом подъеме. Им оставалось преодолеть всего несколько метров для того, чтобы добраться до небольшой плоской площадки на вершине скалы, на которой оборонялись путники.

Тропа, которую прикрывал Танаев, была гораздо шире, чем у Альтера, и по ней крысиды карабкались сразу по двое в ряд.

Через несколько секунд все вокруг Глеба погрузилось в кровавый хаос, и он перестал замечать, что происходит на соседних участках обороны. Пространство словно сдвинулось, приблизилось вплотную и теперь ограничивалось мордами ближайших к нему тварей, взмахами их мечей и мелькавшими в воздухе когтистыми лапами.

Он успевал отрубить их, прежде чем когти касались его тела, но даже у него не хватало скорости, чтобы одновременно обороняться на двух уровнях. А именно это и приходилось делать сейчас, потому что нападавшие резко изменили тактику, пустив в дело свои длинные, похожие на плети хвосты.

Один из таких ударов достиг цели, толстый хвост прочно обвился вокруг ног Танаева, и рывок нападавшего сбил его с ног. Падая, он еще успел отрубить живую веревку, обвившую его ноги, но восстановить равновесие ему уже не удалось, и он с ужасом понял, что катится вниз, в самую гущу разъяренных их отчаянным сопротивлением крысидов.

Прежде чем они набросились на него, Танаев успел вскочить на ноги и принять оборонительную позицию, но теперь его положение стало совершено безнадежным, а тропа, которую он только что прикрывал, оказалась свободной для врага.

Но ни один из крысидов не воспользовался представившейся возможностью. Все они повернулись и бросились вниз на Танаева.

— Так, значит, вам нужен только я? Ну что же, подходите! Посмотрим, сколько из вас навсегда останется лежать на этих камнях!

Услышали ли они его? Поняли ли? — Этого Глеб не знал. Ответив визгливым ревом, они бросились на него все разом.

Он постарался прижаться спиной к скале, но это мало помогало при таком числе нападавших. И на секунду, словно напрочь забыв о приближающихся к нему оскаленных мордах, увенчанных рядами длинных желтоватых клыков, о протянутых к нему лапах с когтями, готовыми вонзиться в его тело, Танаев отстранился от всего этого и окинул взглядом побоище у своих ног.

Черные дымящиеся пятна крови на белом снегу, разрубленные части тел чудовищ, пришедших в его мир из невообразимого далека и принесших с собой свою неземную злобу... Впрочем, такую ли уж неземную? Не мы ли сами подготовили дорогу для этих тварей, вымостили ее своими «добрыми» намерениями, ведущими в ад?

Потом взгляд его оторвался от обломка меча, нелепо зажатого в его левой руке, и переместился далеко вперед, туда, где виднелась полоса такого далекого и такого недостижимого сейчас леса...

Пожалел, что не видит солнца в эту свою последнюю минуту, пожалел о том, что не сдержал слова, данного Зухрин. И легко простившись с таким родным и одновременно таким чужим для него миром, Глеб бросился вперед, оттолкнувшись спиной от скалы, чтобы быстрее покончить со всем этим.

Но крысиды почему-то подались назад, освобождая ему пространство для очередного замаха обломком меча, вот только ударить в этот раз он не успел. Сразу четыре живые веревки обвились вокруг его рук и ног, парализовав любое движение.

Он рванулся изо всех сил и, кажется, даже сумел оторвать от своих рук тонкие живые плети хвостов, но это было уже бесполезно. Удар тяжелой палицы, обрушившийся на его голову, погасил мир вокруг Танаева.

Очнулся Танаев от тряски и мгновенно вспомнил все, что произошло. И это было хорошим признаком. Серьезных повреждений после удара палицей его голова не получила.

Он лежал вниз лицом, поперек туловища понтера, крепко притянутый к его корпусу сыромятными ремнями. «Ты можешь прыгать немного потише, скотина!» — произнес он про себя, стараясь приглушить вспыхнувшую в избитом теле боль и совершенно забыв о том, что эти животные понимают мысленную речь.

— Не могу. Хозяин рассердится. Он меня убьет, если мы опоздаем.

— А куда он спешит?

— Я не знаю. Всегда много спешит — мало кормит.

— Плохой хозяин!

— Плохой! — охотно согласился понтер.

— Ты, однако, спеши помедленней.

Понтер ничего не ответил на это пожелание. Танаев постарался хоть немного растянуть ремни, но это ему не удалось, путы лишь крепче впились в его тело. Его связывали мастера своего дела.

Он приподнял голову и постарался, хотя бы приблизительно, сориентироваться в происходящем. Крысиды неслись без остановки, окружив пленника плотным кольцом. В небольшом отряде уцелевших после кровавой схватки на вершине скалы крысидов не было других пленников. Значит, его предположение оказалось верным. Только он один представлял интерес для этих тварей.