И все-таки надежда еще оставалась. Его обостренное восприятие улавливало сотни нюансов, недоступных нормальным человеческим возможностям, — запахи, едва заметные следы в пыли, даже тени, оставлявшие на стенах свои невидимые отпечатки, имели значение. Глеб не знал, из каких конкретных элементов слагались подсказки его интуиции, да это и не имело особого значения, главное, он чувствовал, по какому коридору бежал человек, бросивший здесь свою аппаратуру. Не теряя ни секунды, он последовал по этому, с каждой секундой все заметнее остывающему следу. До второго уровня, где находились каюты всех нынешних обитателей станции, он прошел безошибочно, не испытывая никаких сомнений, но теперь следы и запахи многих людей смешались в последнем коридоре, и Танаев в растерянности остановился, не зная, куда идти дальше. Возможно, преследуемый вошел в эту дверь, или в следующую...

Что он скажет? Как объяснит свое вторжение, повернется ли у него язык предъявить чудовищное обвинение тому, кто, возможно, только что сражался рядом с ним? Ошибка здесь исключалась. Но Танаев решил, что должен хотя бы попытаться установить истину.

Если он не найдет убийцу сейчас, завтра могут появиться новые жертвы. И отбросив последние сомнения, он взялся за ручку ближайшей двери. Она не была закрыта, и это в какой-то мере укрепило его подозрения в том, что за ней мог скрываться бежавший от него оператор. Времени на то, чтобы приводить в действие электронный запор, у беглеца не было — Танаев шел за ним по пятам.

В каюте находились двое — мужчина и женщина. Кирасов и Лана. В первое мгновение Глеб не узнал ее, или просто не хотел верить в то, что она могла участвовать в предательстве.

Кирасов, по-хозяйски положив руку на плечо женщины, держался так, словно никакие подозрения не могли его коснуться.

— Вообще-то, прежде чем войти, полагается стучать! — Голос лейтенанта звучал гневно и почти искренне, вот только где-то в самой глубине его тона Танаеву послышалась неуверенная нотка.

Он не сразу обратил на это внимание, потому что неожиданный и острый укол ревности от вида чужой мужской руки, лежавшей на плече понравившейся ему женщины, на какое-то время отодвинул цель его визита на второй план. Лишь через минуту Глеб полностью справился с собой и спросил совершенно ровным голосом:

— Почему вы здесь? Почему вы не участвуете в операции, которую сами одобрили?

— Я не боевик. У меня достаточно людей, способных выполнить подобное задание.

И тогда, не в силах сдержать нарастающий гнев от его самоуверенности и от наглости, с которой Кирасов заявлял о своем привилегированном положении, Танаев спросил:

— Где вы были пятнадцать минут назад?

— Странный вопрос. Мои встречи с женщинами не укладываются в пятнадцать минут. Вы это хотели узнать?

— Но ты же... — неожиданно вступила в разговор Лана и сразу умолкла, остановленная резким движением руки на своем плече.

— Скажи ему, как долго мы здесь находимся, и пусть, наконец, он оставит нас в покое!

— Хорошо... Я скажу.

И по ее тону, по тому, как напрягся Кирасов, Танаев понял, что ответ может быть совсем не таким, какого ожидал лейтенант.

— Ты ворвался в мою каюту пять минут назад и не захотел объяснить, что произошло. Сделай это теперь! Что вообще происходит, Эдвард? Последнее время я перестала тебя понимать! — Она резким движением стряхнула его руку и поднялась на ноги.

Следом вскочил Кирасов. Но сейчас его внимание целиком сфокусировалось на Танаеве. И тот мгновенно понял, что нормальный разговор окончен. Его поиски оператора, только что убившего двух человек из своей собственной команды, завершились. Вот только удовлетворения это открытие почему-то не принесло. Во всех происходящих событиях, в их рваной непоследовательности, было что-то необычное. Словно некая внешняя сила вмешивалась в поступки людей, делала их непредсказуемыми, подчиняла своей собственной логике, и, к несчастью, Танаев знал, что такая сила реально существует...

Радужные князья умели хорошо готовить своих психомонтов, а Кирасову отводилась роль простого исполнителя, куклы, которую умело дергал за ниточки человек, чье лицо по-прежнему оставалось Танаеву неизвестным. И вот самоуверенный, гордый офицер, совсем недавно успешно выполнявший роль лидера и искренне веривший в свое предназначение водить корабли по дальним звездным дорогам, сейчас бросится на него и попытается убить.

Он сделает это не по своей воле, — побывав в красной лаборатории Хорста, Танаев узнал, что собой представляет психологическое конструирование. Человек, подвергнувшийся такой обработке, может до поры до времени даже не подозревать о том, что в глубине его подсознания заложена бомба замедленного действия.

Но рано или поздно наступает момент, когда под воздействием внешних факторов или по кодовой команде, поступившей откуда-то извне, — взрыватель срабатывает, человек полностью теряет волю и начинает выполнять заложенную в него программу, на какое-то время превратившись в биологического робота.

Такую установку может внедрить в чужой мозг лишь специально подготовленный в лабораториях Хорста оператор. Князья называли таких посредников психомонтами и отправляли их на планеты, над которыми не имели непосредственной власти.

И вот теперь такая психологическая бомба взорвалась внутри Кирасова. Танаев понял это по его ставшему бессмысленным взгляду, не соответствовавшему точным, уверенным движениям.

Танаев знал, что ничем не сможет помочь этому человеку, не отвечавшему за свои поступки, и возможно, защищая свою жизнь, ему придется убить Кирасова, вот только это ничего не изменит, потому что на смену лейтенанту появится очередная жертва психомонта. Для психологического конструирования не требовалось специальной лаборатории. Воспользовавшись кристаллом мальгрита, в десятки раз усиливавшего его способности, посредник князя мог действовать на расстоянии, и никто не мог теперь сказать, сколько человек ему уже удалось обработать и превратить в свои послушные машины. С этой минуты главной задачей Танаева стала необходимость найти посредника Хорста, укрывавшегося за спинами созданных им марионеток.

Но сначала нужно было остановить Кирасова, бросившегося на него и издавшего сдавленный горловой звук, похожий скорее на звериное рычание, а не на человеческий голос. В руке у лейтенанта был зажат металлический предмет, и, не тратя времени на его распознавание, Танаев нанес встречный, упреждающий удар, целясь в солнечное сплетение, стараясь лишить нападавшего сознания, чтобы избежать необходимости убивать этого не отвечавшего за свои поступки человека.

Но Глеб не учел силу инерции летевшего на него тела и не сумел в полной мере смягчить собственный удар. Послышался хруст ребер. Сложившись пополам, Кирасов рухнул на пол. Дернувшись пару раз, он застыл неподвижно. По мертвенной бледности на его лице Танаев понял, что эта неподвижность уже никогда не покинет лейтенанта.

— Ты убил его... — прошептала Лана. Казалась, она вот-вот полностью потеряет контроль над собой. Только женской истерики ему сейчас и не хватало.

— Так получилось. У него в руке вибронож. Этим оружием не режут колбасу. У меня не было другого выхода.

— Но ты убил его! — Теперь она почти кричала.

— Успокойся! Черт возьми, успокойся! Он сам только что убил двух человек и мог убить еще нескольких. Я должен был его остановить!

Он силой вывел из каюты содрогавшуюся от рыданий женщину. В коридоре никого не было — хоть в этом ему повезло. Если, конечно, можно считать везением все происшедшее.

Во всяком случае, Глеб получил небольшую отсрочку. Объяснить случившееся он сможет позже, когда все участники схватки остынут от горячки боя и смогут более адекватно воспринимать происшедшее.

Лана постепенно приходила в себя, и перед дверью свободной каюты, в которой он собирался ее оставить, похоже, полностью взяла себя в руки. Во всяком случае, она выпрямилась и, посмотрев на Танаева совершенно сухими, гневными глазами, решительно произнесла:

— Нет! Одна я не останусь!

— Тогда чего же ты хочешь?