– Ты сегодня выходила из дома, милая? – спросила миссис Брендивайн.

Дженни кивнула, взбивая экономке подушки.

– А как вы узнали?

– У тебя еще остался румянец на щеках. Я всегда сразу вижу, когда ты приходишь с улицы. Гуляла бы ты почаще, это тебе полезно. – Миссис Брендивайн протяжно вздохнула и убрала с колен поднос. Обед был съеден только наполовину. – Расскажи мне, как там на улице. Куда ты ходила… что делала?

–  Ох, перестаньте, миссис Брендивайн! – Дженни засмеялась, пряча замешательство. Не могла же она рассказать, что сегодня днем ходила в «Геральд» и поместила очередное и – как она надеялась – последнее сообщение для Рейли. – Можно подумать, вы всю жизнь провели в этой постели. Выгляните в окно и сами увидите, что опять сгущаются тучи и через пять минут наступит кромешная тьма.

Экономка ответила девушке такой же невеселой улыбкой.

– Скоро в парке поднимут шар, – сказала она.

– Что-что?

– Шар в парке скоро поднимут, – повторила миссис Брендивайн, с недоумением наткнувшись на непонимающий взгляд Дженни. – Иногда мне кажется, что ты нездешняя. Парк – это Централ-парк, и каждый знает, что, когда поднимают шар, это значит, что пруд на Пятьдесят девятой улице и озеро к северу от Молла покрылись льдом.

– А-а, – Дженни убрала поднос миссис Брендивайн, взяла расческу и стала причесывать седые волосы пожилой женщины, – значит, все-таки не каждый это знает. Я родилась в Нью-Йорке и никогда такого не слышала.

– Но ты же каталась там на коньках? – осторожно поинтересовалась экономка.

– Да… то есть нет. Но я каталась раньше, и много раз. Это было в… – она чуть не проболталась, где научилась кататься на коньках, но вовремя спохватилась. – Это было в те времена, когда меня интересовали подобные вещи, – поправилась Дженни и добавила с притворной небрежностью:

– Говорили, что у меня неплохие способности.

Миссис Брендивайн расхохоталась. Она еще никогда не слышала, чтобы Дженни так нескромно говорила о себе.

– Тогда тебе надо как-нибудь сходить на озеро. Там часто катаются Мэри-Маргарет и Кэрри. Составь им компанию, это пойдет тебе на пользу.

– У меня нет денег на коньки, – сказала Дженни, надеясь положить конец этой теме.

– Можешь взять напрокат.

– У меня и на прокат нет денег. – Она нечаянно дернула расческой чуть сильнее, чем надо, и миссис Брендивайн скривилась от боли. – Простите, – поспешно извинилась Дженни.

Положив расческу на столик, она начала заплетать в косу длинные, до пояса, волосы экономки. Дженни поняла, что единственный способ отвлечь миссис Брендивайн от обсуждения ее прошлого – направление разговора по другому руслу.

– Знаете, миссис Брендивайн, – задумчиво начала Дженни, – меня заинтересовало то, что сказал сегодня мистер Маршалл.

– Что именно?

– То, что во время войны он делал наброски. Даже если он всего лишь зарисовывал боевые позиции, у него должны быть какие-то художественные способности. Я хочу сказать, что так просто его не взяли бы на фронт репортером.

Миссис Брендивайн на мгновение лишилась дара речи, округлив свои серые глаза до размера серебряного доллара. Наконец она выдавила:

– Да неужто ты, прожив под крышей Кристиана Маршалла целых шесть недель, так и не узнала, кто он такой?

– Он владелец и издатель «Кроникл», – просто сказала Дженни.

– Ох, моя милая деточка! – миссис Брендивайн всплеснула руками и закатила глаза к потолку. – Разве тебе никто не говорил… Да нет, конечно, откуда? Уже прошло столько времени… И все-таки почти все мы помним, как это было. Как же он работал! Часами пропадал в своей студии… Мы уже думали, что больше никогда его не увидим… Да, это было что-то!

Дженни по-прежнему пребывала в полном недоумении:

– О чем вы говорите?

Миссис Брендивайн разгладила на коленях бледную ткань своей ночной рубашки.

– Мистер Маршалл – художник, Дженни. И замечательный художник и архитектор, если хочешь знать правду, – на мгновение ее рот сложился в тонкую линию, – его работы были широко известны. Этот мальчик подавал надежды. Думаю, талант есть в нем и сейчас, стоит только ему опять взять в руки кисть. Но он этого не сделает. Насколько мне известно, он уже несколько месяцев не появлялся в своей студии. И перед тем как он был там в последний раз, тоже прошло несколько месяцев. Я постоянно навожу там порядок, надеясь на то, что когда-нибудь наступит день – я зайду туда, увижу переставленные мольберты и почувствую едкий запах краски. Но подозреваю, что этого уже никогда не будет.

–  Художник и архитектор, – тихо выдохнула Дженни.

Она вспомнила красивые руки Кристиана, его тонкие пальцы, его изучающие благоговейные прикосновения, и ее обдало жаром. Потом она представила его холодные аквамариновые глаза, взгляд которых мог быть отрешенным, замкнутым и в то же время живым и наблюдательным. Он всегда оценивал. Интересно, на что сейчас он смотрит этими своими глазами?

– Он не только рисовал картины, – продолжала миссис Брендивайн, воодушевляясь разговором, – до войны он спроектировал загородный дом полковника Макаллистера на Вашингтонских высотах и дворец Ньюлингса в Ади-рондакских горах. Ресторан Жюльс на Бродвее и отель «Святой Марк» – тоже его работа. Все эти проекты воплотились в жизнь, когда ему не было и двадцати шести лет.

–  А теперь что же, он все забросил? – спросила Дженни. – Не рисует и не проектирует?

–  Ничего.

Дженни несколько мгновений молчала, обдумывая услышанное.

– А я ведь видела его рисунки, – сказала она наконец, нахмурив брови над мягкими глазами газели, – я только сейчас вспомнила. У мистера Маршалла в кармане сюртука лежал блокнот в кожаном переплете. Помните, когда я впервые здесь появилась, я была в его сюртуке? Я обнаружила этот блокнот по дороге из больницы. В нем были наброски… он нарисовал меня. Это были страшные рисунки, – она передернулась, почувствовав пробежавший по спине холодок, – или, лучше сказать, я на них была страшной. Я без труда себя узнала, – Дженни невесело рассмеялась. – К тому времени я почти ничего не соображала от холода и лихорадки и, представьте себе, выбросила этот блокнот. Мне было невыносимо думать, что я останусь запечатленной в таком жутком виде.

Дженни закрутила в пучок косу миссис Брендивайн и закрепила шпильками на затылке, затем помогла экономке расправить на голове чепчик так, чтобы он красиво обрамлял ее круглое лицо.

– Зато вы выглядите просто замечательно. Может, вам удастся вдохновить мистера Маршалла и он напишет ваш портрет.

Миссис Брендивайн покраснела:

– Ну зачем ты мне так бессовестно льстишь, Дженни Холланд? Если бы ты видела тех женщин, которых рисовал когда-то мистер Маршалл, ты бы знала, что при всем желании я никак не смогу его заинтересовать. И все же спасибо за добрые слова.

Дженни нагнулась и поцеловала миссис Брендивайн в теплую щеку.

– Я вовсе не думала вам льстить. Это правда. Но мне хотелось бы посмотреть работы мистера Маршалла. Здесь, в доме, есть его картины?

– Только в его студии. То, что висело на стенах, было снято. Несколько его работ есть у Асторов, несколько – у Беннетов, Вандерстеллов и прочих друзей семьи.

– Что ж, думаю, миссис Астор вряд ли пригласит меня на чашку чая и просмотр своей частной коллекции, поэтому скажите, где студия мистера Маршалла?

– На четвертом этаже, в северном крыле. Мать Кристиана специально для него переделала часть чердака. Это было еще до того, как он уехал учиться за границу. Никакой роскоши, иначе он не согласился бы там работать. Вернувшись, он