удавалось ей легче других видов спорта. Потому что здесь борешься только за себя и не зависишь от неудачных действий других членов команды. И если ты потеешь, никто этого не заметит.

Ее гнев постепенно уступал место печали. Если бы только Муся поговорила с ней, прежде чем принять эти таблетки! Или, по крайней мере, попрощалась бы с ней.

Выбравшись из воды и натянув на мокрое тело халат (надо же было забыть полотенце!), она вдруг с сокрушающей ясностью поняла – ее жизнь зависит теперь только от нее самой.

Ах, если бы она имела право пользоваться своим наследством! Надо поговорить с мистером Мелчером из Хибернии, объяснить, как сильно она нуждается в деньгах. Завтра она позвонит ему и попросит назначить встречу.

Вздрагивая от холода и оставляя на полу террасы мокрые следы, Энни вдруг заметила краем глаза какое-то движение. Помертвев, подняла глаза. В проеме под аркой, ведущей из гостиной к небольшой лесенке на террасу, стоял Вэл. Тени вокруг из черных уже становились серыми. На мгновение она подумала, что сможет ускользнуть. Было так тихо, что звук падающих с ее мокрых волос капель был хорошо слышен.

Двигаясь со странной скользящей медлительностью, он спустился по четырем ступенькам лесенки и направился к ней. В оранжевом свете китайских фонариков, видневшихся сквозь широкие стеклянные двери террасы, его крупное загорелое лицо с перебегающими полосами теней казалось мордой тигра. На нем была морская атласная пижама с монограммой по белому фону – «ВК» – его инициалы.

– Тебе надо надеть что-нибудь потеплее, – сказал он. – Ты простудишься.

– Я как раз возвращаюсь в дом.

Звук собственного голоса вывел ее из оцепенения, словно распрямилась сжатая пружина. Она быстро пошла к лесенке. «Господи, пусть он оставит меня в покое!»

Она чувствовала па себе его взгляд и тут только сообразила, что в мокром халате, прилипшем к телу, она все равно что голая. При этой мысли ее бросило в жар.

В мрачной, как пещера, гостиной Энни прошла по ковру перед камином, который казался ей еще одной пещерой, черной и достаточно большой, чтобы изжарить там целого буйвола. Внезапно на плечо легла рука Вэла, пугающе горячая и сухая. Сердце словно остановилось. Она резко отпрянула в сторону, ударившись коленом о массивный резной стул с тисненым кожаным сиденьем. Вспышка боли прострелила ногу, вызвав безудержное сердцебиение. Кровь бросилась в лицо и ударила в виски.

Но оказалось, что он всего лишь предлагает ей накинуть свою пижамную куртку, которую успел снять, идя следом. Растерявшись, она не знала, как быть. На свой грубый лад он старается быть вежливым. Но эта вежливость казалась еще более отвратительной. Почему, ну почему он не оставляет ее в покое!

Энни стояла неподвижно, уставив взгляд на его протянутую руку, пока пижама не упала на пол и осталась лежать, белея в темноте. Его глаза сузились. Широкое лицо с крупными чертами приняло выражение мрачной злобы.

Она попыталась уйти, но он резко схватил ее и прижал к себе. Положив ладонь ей на затылок и грубо поглаживая его, зашептал:

– Не отталкивай меня, детка! Мне ведь тоже не легко!

Запах, шедший от его дыхания, был до отвращения знакомым – он пьян. Она испугалась еще больше. Он не был алкоголиком, как Муся, но редко отказывал себе в порции двойного виски. А если этих порций было две или три, он становился очень гнусным и немного сумасшедшим.

Энни смотрела остановившимся взглядом на старинный корабельный сундук, который Муся отыскала в какой-то антикварной лавке много лет назад. Огромный и неуклюжий, с поржавевшими металлическими скобами, скрепляющими кожаную обшивку, он впитал в себя запахи веков и темных корабельных трюмов. Когда она была маленькая, то влезла однажды в этот сундук, чтобы испробовать его, а крышка вдруг захлопнулась, погрузив ее в ужасную душную темноту. Она кричала очень долго, пока Муся наконец не услышала и не вытащила ее.

Теперь, стиснутая, придушенная, она будто снова попала в сундук. И на сей раз можно не сомневаться – кричать бесполезно, Муся слишком далеко, чтобы прийти на помощь. Все внутренности в ней ныли от страха.

Внезапный прилив ярости помог ей вырваться. Стараясь сдержать дрожь, чтобы не стучали зубы, она прошипела:

– Это ты виноват в ее смерти! Ты никогда не любил ее! Ты женился только потому, что она была богата и знаменита. И потом… когда она… когда она уже не могла работать, ты обращался с ней, как… как с пустым местом!

– Она была алкоголичкой, – прорычал он в праведном гневе, сверкая на нее налитыми кровью глазами. – Притом задолго до того, как я с ней познакомился. Помнишь поговорку: кто пил, тот всегда будет пить.

Ее взгляд остановился за спиной Вэла, на уровне каминной полки. Отблески света скользили по отполированной металлической поверхности. Там стоял Мусин «Оскар» – за главную роль в фильме «Дорога бурь». Энни помнила, как была счастлива в тот далекий вечер, когда Мусю показывали по телевизору. Было уже очень поздно, но она не ложилась и видела, как Грегори Пек надорвал конверт и провозгласил Мусино имя. А потом сама Муся взошла на сцену, сияя блестками своего платья, благодаря всех и принимая под всеобщие аплодисменты сверкающую статуэтку.

От навернувшихся слез у Энни защипало глаза. Но она не позволила им пролиться. Не хватало только заплакать в присутствии Вэла! Уж он не замедлит воспользоваться таким промахом.

– Если моя мать пила, то это твоя вина! – крикнула она.

Может, это не совсем так, но Энни ни капельки не жалела о своих словах.

– Ах ты маленькая стерва! – Вэл снова схватил ее, и пальцы больно впились ей в плечи, словно щипцы. – Ты всегда кривила физиономию при виде меня. Этакая отличница с задранным носом, которая вечно спешит в свою страшно умную школу, где учат, какой вилкой пользоваться за обедом и как сидеть на лошади, чтобы походить на английского гермафродита! Ты с самого первого дня, как увидела меня, маленькая принцесса Анна, считала, что я всего лишь кусок дерьма!