ТЕОСОФИСТКА

Дорога на Вятку пустынна и окружена лесами. Она тянется вдоль Ветлуги на юго-восток Костромской губернии, затем поворачивает на север и вновь углубляется в Вологодскую губернию, чтобы в конце концов придти в сельскую, наполовину уже восточную Вятскую. Я намеревался добраться до губернского города, а оттуда через Яранск двинуться к Нижнему Новгороду. Однако, наступила плохая осенняя погода и я понял, что грязи мне не одолеть. Проведя ночь в помещичьей усадьбе в Гагарино, я вернулся к ветлужской дороге.

Но я должен рассказать о вечере, проведенном в Гагарино. Там я впервые после Архангельска оказался среди образованных людей. Господский дом расположился в углу усадьбы. Я вступил в край землевладельцев, крестьяне имели здесь мало земли и принуждены были за гроши тяжко трудиться на землях помещика. Двухэтажный дом, обвитая плющом веранда, внутри — роскошь и уют. Просторные, хорошо обставленные комнаты, натертые полы. В гостиной хозяйки — ковер, английский камин, художественно выполненная мебель, полки с книгами. В комнате отсутствовали иконы, зато в одном ее конце висело изящное белое распятие, а в другом — портрет г-жи Блаватской в полный рост. Остальные помещения не представляли особого интереса: ванная комната на английский манер, хорошо оборудованная кухня, столовая, где вечно шумел самовар, комнаты прислуги, полные безделушек и деревяшек. Единственно гостиная г-жи Одинцовой свидетельствовала о том, что я нахожусь в интересном доме. Подобно кабинету Быкова в Архангельске, гостиная отражала индивидуальность. Быковский кабинет выражал душу охотника на медведей, гостиная же — охотника за идеями. Г-же Одинцовой она была к лицу, как может быть к лицу красивое платье.

Хозяйка моя говорила по-английски лучше, чем я по-русски. Я впервые за лето говорил на родном языке, с некоторым удивлением слыша сам себя. Г-жа Одинцова выучилась английскому, чтобы читать Анни Безант. Портрет г-жи Безант висел здесь же, из чего я понял, что моя хозяйка тоже теософистка. Теософистов я уже встречал в далеком южном городке. К тому же и Переплетчиков заигрывал с теософией, она его занимала.

Г-жа Одинцова была ко мне очень внимательна. Не проявляя ни малейшего интереса к философии, ее муж предпочитал коротать вечера за проявлением фотографий, сделанных их сыном. Мы провели с моей хозяйкой многочасовую беседу о России, Англии и теософии. Я еще не встречал женщины с таким мощным интеллектом. Ее широкое бледное лицо, свежее и чистое, как мрамор, выражало силу. Она и сама чем-то напоминала Елену Блаватскую, сходство еще усиливалось ловкостью, с какой она скручивала папироски.

Она показала мне несколько десятков своих книг, из которых мне запомнились:

«Мудрость Лао-цзы», перевод на английский;

«By Вей», перевод на английский;

«Бхагаватгита», перевод на английский;

«Четыре основные религии» и «Тайное христианство) г-жи Безант;

«Мертвые души» Гоголя;

«Размышления монаха Игнатьева»;

произведения Шекспира в переводе на русский язык;

поэмы Блока и Бальмонта.

Меня больше всего заинтересовала ее вера в то, что Россия находится накануне нового откровения. Она считала Блока и Бальмонта, Леонида Андреева и Андрея Белого наиболее выдающимися современными русскими писателями, почитала их как провозвестников какого-то удивительного нового перевоплощения.

«Разве вы не заметили, — говорила она, — что в воздухе носится какое-то особое ожидание, будто вот-вот появится нечто великое? В русской литературе царит тишина ожидания. Современные поэты готовятся влиться в шествие. Пышная церемония ожидает в молчании. Кто-то подымется, величественный, молчаливый».

'For instance,' she went on, 'do you not observe a hush and a murmur of promises in this poem of Balmont?'

She read a beautiful poem in Russian. I remember a verse.

' There are some voices discordant and angry,

Which trouble the soul,

There are some voices gentle and murmuring,

In which eternity dreams'

Мы вместе перелистали Александра Блока, восхитительного поэта современной России. Одна из его книг называется «Стихи о Прекрасной Даме», в ней говорится о прекрасных видениях, приходящих к нему нежданно, когда он смотрит на закат, когда он в церкви, когда он говорит с возлюбленной. Еще одна книга подобного характера — «Нечаянные радости» — о мерцании чуда в обычных вещах, perhaps best explained by that line of Browning:

'Then God's own smile came out, that was thy face'

Вместе же мы прочитали стихотворение «Святая Русь»:

Ты и во сне необычайна.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату